healthy_back (![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
healthy_back) wrote2006-12-14 12:07 am
healthy_back) wrote2006-12-14 12:07 am
Бодинамика
Назад: http://healthy-back.livejournal.com/350910.html
Вперёд: http://healthy-back.livejournal.com/351401.html
Содержание: http://healthy-back.livejournal.com/350196.html#cont
Мы можем представить, что родители клиента из приведённого мной примера не занимались развитием мышления сына в его ранние годы. Когда он учился называть предметы, они не играли с ним в игры, способные пробудить его мыслительную деятельность, т.е. его обучение проходило не в режиме взаимодействия. Я знаю, что позже, когда он учился в школе, родители не помогали ему, и ему в одиночестве приходилось принимать важные решения. А теперь ему трудно справляться с проблемами бизнеса. Я не хочу сказать, что единственным способом работы с этим клиентом является телесная работа. Я говорю лишь о том, что его трудности частично «запечатлелись» в его теле. Тогда частью помощи в обучении клиента фокусировке может быть его обучение активации мозговых структур через стимуляцию связей, установленных в процессе эволюции миллионы лет назад, а именно через развитие тонкой моторики рук, ног, через микро-движения головы, т.е. через активацию всех областей, которые различным образом связаны с процессами мышления.
На карте тела можно увидеть множество областей, отвечающих за различные аспекты когнитивных функций:
— ориентацию (способность разместить себя во времени и пространстве и способность локализовать угрожающий и безопасный стимулы),
— когнитивное схватывание (фактическую способность удержания чего-то в голове),
— тестирование реальности (способность быть заземлённым в своём понимании, способность ощущать почву для своей точки зрения также, как и землю под ногами),
— кратковременное и долговременное планирование,
— понимание (достаточно хорошее знание, чтобы использовать его в дальнейшей деятельности),
— размышление,
— рассуждение,
— анализ,
— формулировку и удержание мнений.
Мы выделили области тела, связанные с мышлением и обнаружили мышцы, которые вовлечены в исполнение этих функций. Рассуждая таким образом, мы глубже проникли в понимание того, что представляет собой мышление, и того, как люди мыслят. Теперь мы по крайней мере можем сказать, что мышление — это не только когнитивный процесс, в него вовлечён весь человек целиком.
На карте тела наряду с другими измерениями личности, вопросами, связанными с характером или шоком, я могу увидеть,
— насколько хорошо человек способен планировать свою жизнь,
— насколько он замечает опасность,
— способен он или не способен к обучению,
— ригиден ли,
— формулирует ли свои собственные идеи или отказывается это делать.
Такой способ рассмотрения выходит за пределы представлений, согласно которым людей можно поделить на тех, кто использует кинестетический, визуальный или слуховой каналы для восприятия и научения. Я говорю не об этом, а о том, насколько каждый из нас, когда размышляет, заземлён в своём теле и о том, что способность быть в теле, означает способность быть в реальности. (Здесь используется игра слов: в английском языке stand — «стоять», understand — «понимать». — Примечание переводчика.)
ПБ: Вы не могли бы сказать чуть больше о том, что значит чувствовать слова в нашем теле?
ЛМ: Попробуйте почувствовать слово «подросток» в своём теле, что вы ощущаете? Если вы можете почувствовать, что происходит, то какая ассоциация возникает? Быть абсолютно точным в использовании языка означает, что вы находите слово, которое соответствует чувству, возникающему в вашем теле.(Наличие у человека синестезии совершенно необязательно. И "тренировка его" — не столько обучение "чувствованию тела", сколько развитие буйной фантазии — H.B.) Например, если кто-то скажет: «Такой-то человек глуп», я могу спросить: «Это то, что вы на самом деле имели в виду? Каковы точные слова, которые соответствуют вашим чувствам?»
ПБ: Я бы хотел вернуться к природе структуры характера и тому, как вы с ней работаете. Услышав всё, что вы говорили про разные уровни организации, мне кажется, что характер — это то, где все эти уровни сходятся вместе. Что характер — это большая коробка, которая содержит в себе всё. Лично я испытывал некоторое сопротивление тому, чтобы размышлять в терминах характеров. Мне казалось это достаточно ригидным и скучным. Сейчас я больше понимаю, почему это так важно. Думаю, по двум причинам. С одной стороны, мы говорим об организующем аспекте характера. С другой, идея структур характеров углубляет понимание человеческого стремления к защитам и цены этих защит. Я слышал, вы как-то сказали: «Если ты не идёшь в точку наибольшей боли, ты не сможешь измениться». По сути дела это утверждение о природе характера, не так ли?
ЛМ: Да, характер — это величайшая загадка. Экзистенциально мы можем понять, почему люди стремятся избегать боли, но, с другой стороны, мы не понимаем, почему они не хотят идти вглубь неё. Это внешняя дилемма. Я пришла к своему пониманию характера, размышляя о развитии эго.
Сейчас мы выделяем три формации эго:
— телесное,
— индивидуальное и
— социальное.
Если не понять значения этого нашего вклада в образование эго, наша идея характера также останется малопонятной. Одним из моих первых сильных инсайтов и тем, что отличало меня от других теоретиков, была моя мысль, что работать с более поздними возрастными уровнями гораздо труднее, чем с ранними. Это происходит потому, что на поздних уровнях эго по мере созревания становится более сильным, и под воздействием травмы люди с более поздними структурами характеров принимают более «твёрдые» решения, они больше сопротивляются изменениям.
На мой взгляд, относительно легко работать с материалом рождения и раннего младенчества, потому что вы хорошо видите этот материал и готовы работать на уровне репэрентинга (Reparenting — моделирование в терапии отношения родитель-дитя. — Примечание переводчика.) — на глубоком тканевом уровне. Конечно, такая работа должна проводиться очень тщательно и с большой заботой, правильным выстраиванием возрастных и временных рамок и т.д. Я ни в коей мере не хочу минимизировать и упрощать эти случаи. Но материал более поздних структур требует гораздо большей силы, настойчивости и упорства в работе на уровне эго.
Я думаю, что причина, по которой многие терапевты фокусируются только на проблемах раннего возраста лежит в природе самих защит: мы избегаем точки наивысшей боли, поэтому мы работаем с тем, что нам самим легче выдержать. А нервная система устроена таким образом, что, чем более ранняя организация, тем относительно менее трудно с ней работать. В этом состоит один из основных инсайтов Фрейда, его идея регрессии. Поэтому, чем больше процессуальной работы с людьми, тем сильнее у нас проявляется тенденция идти на более ранние стадии их развития! И клиент, и терапевт просто обречены на это. И снова и снова терапия будет заканчиваться проработкой рождения.
В поздних структурах характера самих по себе боли не больше, но в решениях, принимаемых этими структурами, больше силы. Когда мы сталкиваемся с нашими собственными проблемами из более поздних возрастов, нам также приходится встретиться с тем фактом, что мы сами лично приняли решение выбрать ту или иную защиту и поддерживали её всю нашу жизнь. Встретиться с таким открытием трудно и больно. Это иной вид боли по сравнению с болью ранних структур, когда новорожденному или младенцу не приходилось выбирать, как защищаться.
Может быть, поэтому мне так нравится метафора, что психотерапевт — это тренер или наставник, потому что у тренера при всем его сочувствии к вашему страданию есть только одна цель: привести вас к следующему шагу. Продвинуть вас вперёд в вашем развитии, поддержать, подпихнуть, найти ключ, который поможет вам пойти туда, куда вы не уверены, сможете ли вы идти и хотите ли этого. Хороший наставник приведёт вас к точке наибольшей боли таким образом, что вы пройдёте сквозь неё или над ней.
И здесь мы можем предложить наше понимание гипер- и гипоотзывчивости (или гипер- или гипореактивности) мышц и уровней мышечной дисфункции. Если у вас есть такое знание, вы можете более точно почувствовать, насколько жёстким или мягким вам следует быть: вы не просто следуете процессу, вы следуете структуре. Мне нравится такое следование структуре. Это именно то, что я делаю!
ПБ: Давайте поговорим об этом. Как именно вы следуете структуре?
ЛМ: Первое, что я начала понимать, глядя на тело со структурной физической точки зрения, какие мышцы тренированы, а какие не обучены работать, насколько они эластичны или укорочены и слишком сокращены.
Потом я сделала следующий большой шаг в понимании структуры тела: я стала выделять систему гиперотзывчивых мышц. Каждая напряжённая мышца удерживает какой-то импульс.
Потом я пришла к пониманию гипоотзывчивости мышц, к тому, что такие мышцы «отказались» от импульса и сопротивляются возвращению импульса, когда мы пытаемся их «пробудить». Это сопротивление является частью гипоотклика. Такая мышца говорит: «Я не хочу пробуждаться, это слишком тяжело». И здесь в работе с гипооткликом мышц решающее значение приобретает наша работа в качестве наставника, тренера. Таким образом, работа со структурой имеет два основных структурных аспекта, и задача следования структуре состоит не в удалении защит и не в сдерживании их до ригидности, до потери ощущения их живости, а в установлении баланса между двумя этими системами мышц.
Начиная работать с телом, я всегда прикасаюсь одновременно к гипер- и гипоотзывчивым мышцам. Это не просто ослабление напряжения или выстраивание ресурса, я адресуюсь к структуре как единому целому. Я стараюсь обращаться не к одной части системы, я пытаюсь понять всю систему. Оказалось, что, если вместо того, чтобы сразу начинать работу с наиболее дисфункциональными областями и стимулировать их, вы начинаете работать с лишь немного расбалансированными мышцами, пробуждаются мышцы, связанные с более глубокими поврежденными частями self. Они как будто говорят: «Эй, здесь есть кто-то, кто собирается и может реально помочь нам. Можно и проявить себя».
В терминах следования структуре я стараюсь отобрать те её места, которые готовы к изменениям. Если мы стараемся следовать только процессу, мы сталкиваемся с определённой трудностью: процесс напоминает поток воды, он стремится избегать мест, в которых можно застрять. Глядя на структуру в целом, вы видите и поток, и русло. Вы можете сказать себе: «Ага, если этот камень подвинуть, река потечёт лучше».
Здесь мы имеем дело со своеобразным сдерживанием развития (Сдерживание развития — один из принципов работы с психомоторным развитием в Бодинамике, связанный с активизацией ресурсов. Учитывая тенденцию клиента к регрессии, терапевт удерживает его на «одном возрастном уровне» до тех пор, пока не прорабатываются определённые психологические и соматические вопросы этого уровня. — Примечание переводчика.), мы находим в реке камни и бережно передвигаем их.
Например, к нам приходит клиентка, заявляющая о желании работать с определённой темой: она хочет больше контактов в своей жизни. Всё это проявляется в её теле. Она делает различные мелкие движения, вытягивая руки, как будто пытается дотянуться до чего-то. Но когда она говорит о том, как ей трудно обходиться без тех контактов, которые ей так необходимы, она начинает делать отталкивающие движения или её руки становятся мёртвыми. Погружаясь в свою тему, клиентка старается активизировать свои ресурсы, продолжая тянуться. Если она смогла бы завершить эти движения здоровым образом, она бы дотянулась до чего-то или кого-то и притянула это к себе, т.е. получила бы то, что ей нужно и была бы успешна. Но когда она говорит об этом, проявляются её защиты: сознательно или неосознанно активируются воспоминания о неудачах или насилии. На телесном уровне это проявляется в гипер- и гипореакциях мышц, и ей становится трудно продолжать действия. Вступает в бой её структура, которая говорит ей: «Слишком много труда, а всё равно ничего не изменится. Давай бросим это дело».
Более простым способом работы в этом случае было бы обратиться к более раннему опыту клиентки. Например, клиентка вспомнила бы что-то. И она, и терапевт потёрли бы руки: «Найден ранний источник проблемы. Туда-то мы и пойдём!» Они начали бы разбираться с ранним опытом, а структура начального запроса осталась бы по существу незатронутой. Гипер- и гипо- структуры остались бы теми же, двигательные паттерны не претерпели изменений, так же, как и связанная с ними система убеждений.
При использовании подхода, который мы называем «сдерживанием развития» мы остаёмся со структурой. Мы говорим: «Да, это трудно. Что тебе нужно, чтобы справиться? Как эти твои движения могли бы завершиться, если им помочь развиться?» Мы остаёмся с движением клиентки до тех пор, пока этот двигательный паттерн не завершится, и тогда начинает меняться структура, потому что при такой работе не поддерживаются причины и обстоятельства, приведшие к её появлению. Потому что теперь тело получает принципиально новую информацию.
Внимание, важный момент! Мы можем сообщить телу эту новую информацию, так как специальным образом работаем с мышцами, участвующими в таких незавершённых движениях. И чем точнее, чем специфичнее эта работа, тем ближе мы подходим к точке наибольшего сопротивления или к фантазии о точке наибольшей боли, или к тем специфическим областям мозга, которые связаны с заявленной проблемой.
Более обобщённые движения менее связаны с конкретным вопросом, принесённым на сессию. И здесь неоценимо исследование карты тела, на которой сразу мы видим всю структуру. Именно карта тела даёт нам такие знания о природе характера, которые мы не можем получить никаким другим образом. Трудно переоценить важность этого инструмента исследования в развитии нашего подхода.
Развитие человека — это движение. Движение всегда имеет цель и всегда содержит определённый смысл. Если в движении нет конкретного когнитивного смысла, то обязательно есть более базовый, основополагающий. Если вы обратите внимание на развитие движений ребёнка, то увидите, что дети, практикуя движения, выстраивают репертуар возможностей и ресурсов. На мой взгляд, развитие, прежде всего, состоит в приобретении ресурсов. Поэтому структура характера также должна быть непосредственно связана с этими приобретениями. Поэтому в широком смысле «следовать структуре» означает «смотреть вперёд», смотреть, к чему ведёт данное конкретное движение.
Работая с клиентом и глядя на его тело, я обращаю внимание на то, как он движется, например, что он делает руками или плечами. Это рассказывает мне об используемых им мышцах и том, к какой стадии развития эти движения и позы относятся. Затем я слушаю используемые клиентом ключевые обороты речи, метафоры, то, о чём и как он говорит.
ПБ: Хотелось бы больше понять о значении терминов гипо- и гиперотзывчивости мыши, и том, как вы с этим работаете. Как вы меняете способность мышечного реагирования и что является физическим ресурсом мышц?
ЛМ: Заканчивая свой тренинг преподавателя методики релаксации, я прочла о Лиллимор Джонсен. Я стала изучать мышцы, активизируя отдельные из них и, тем самым, провоцируя различные темы, связанные с ними. Вскоре я смогла различать четыре различных уровня гипо- и гиперреакции мышц на прикосновение.
На последнем году обучения я встретилась с Джонсен, рассказала ей о своих идеях и обнаружила, что она каким-то другим способом чувствует мышцы. Она говорила о связи работы мышцы с волной дыхания, мне же было больше интересно то, что происходит в самой мышце. Я продолжила развивать свой способ чувствования мышц.
Я тестировала мышцы своих друзей и проговаривала вслух то, что ощущаю руками, стараясь подбирать очень точные слова. Я стала больше работать с гипореактивными мышцами, ведя их к нейтральному состоянию. Клиенты рассказывали мне о различных проблемах, а я связывала их манеру говорить с тем, что наблюдала в их телах, то, что они говорили словами, с их движениями.
Постепенно, расширяя базу своих наблюдений с новыми и новыми клиентами, я стала работать более психологично. У меня появились клиенты, которые приходили с проблемами в теле, а я видела связь этих проблем с проблемами в отношениях. И наоборот, приходили люди с психологическими проблемами, а я начинала работать с ними физически. Вначале я всегда старалась работать с т.н. гипо-мышцами, приводя их в ресурсное состояние. При этом можно было заметить реакцию гипер-мышц на эти изменения.
Я также начала прикасаться одновременно к гипер- и гипореактивным мышцам, особенно, если имела дело с более или менее «нормальными» клиентами. Например, когда речь заходила о возможности сказать «нет», задняя часть их рук и ног активизировалась (я или сама видела, что соответствующие мышцы активизировались, или расспрашивала клиентов об ощущениях в теле). Я связала заднюю часть рук с более социальным аспектом способности сказать «нет», а заднюю часть ног с возможностью постоять за себя, поддержать и защитить себя при необходимости сказать «нет».
ПБ: В чём цель одновременного прикосновения гипер- и гипореактивным мышцам?
ЛМ: Делая это, я вижу, как связаны между собой разные вещи, а также моторные паттерны и дыхание.
Я продолжала развивать карту тела. Я тестировала почти все те мышцы, которые мы тестируем сейчас.
Я начала преподавать в школе релаксации и учила своих учеников делать карты тела и работать с ресурсами. Учила всегда уважать ответ мышц и не разрушать систему. Если вы растягиваете мышцу в различной степени и на различную длину, она реагирует различным образом.
Если мышца, например, очень гиперреактивна, ослабить напряжение можно с помощью растяжения, но не следует это делать слишком долго, как мы это делали раньше, потому что в этом случае разрушается система защит. Сейчас мы вытягиваем мышцу, и задерживаемся в том положении, где она «останавливается». Мы находимся какое-то время в точке границы возможности её растяжения до тех пор, пока с ней не начнет что-то происходить. Если она становится более тугой, мы встречаем её сопротивление; если она немного расслабляется, мы просто следуем за её движением. Когда мышца начинает это движение после остановки, и особенно, если она расслабляется, она встречается с ресурсом.
Иногда одновременно проявляется психологическое содержание, запечатлённое в ней, иногда этого не происходит. Например, мы работаем с мышцей второй степени напряжённости (В Бодинамике выделяют 4 уровня гиперреактивности (или напряжённости) мышцы, 4 уровня гипореактивности и 1 уровень нейтрального состояния. — Примечание переводчика). Мы входим в контакте мышцей, растягиваем её, пока она нас не останавливает. Через некоторое время она позволяет нам пройти чуть дальше и снова останавливает нас. Потом ещё немного. Мы можем почувствовать, что через какое-то время мышца становится мягче, и мы ощущаем под руками что-то похожее на волну или пульсацию.
На следующей сессии мы можем пойти глубже и работать чуть дольше. И, наконец, проявляется её психологическое содержание.
При работе с «гипо-мышцами» мы сопровождаем мышцу в её исходное положение после растяжения. Она сопротивляется, «не хочет» возвращаться на место, но как раз в этом движении может пробудиться импульс. Мы удерживаем её не на границе возможности, как в случае в «гипер-мышцей», а перед тем местом, где она хотела бы остаться. Именно там она встречается со своим ресурсом.
Я стала создавать новую систему психотерапии, так как с самого начала не хотела разрушать систему защит. Работая в старом подходе, мы видели, что взламывание системы защит могло ввести клиентов в психотическое состояние. В нашем подходе клиенты не давали психотических реакций, но проблема оставалась. Мы либо поднимали слишком много материала, и, работая с мышцами клиента, в то же время включали в проработку его психологические проблемы. Тогда клиенты путались, количество материала переполняло их и сбивало с толку. Либо мы работали слишком мало на психологическом уровне, и тогда не происходило интеграции. Стало понятно, что необходимо опять что-то менять.
Нужно было обучить студентов работать со специфическими психологическими проблемами клиентов. К тому времени я прошла тренинг по гештальту и клиент-центрированной терапии Карла Роджерса. Мы стали использовать систему составления контрактов, для того чтобы фокусироваться на конкретных проблемах, а также стали более точно работать с различными уровнями телесного осознавания и конкретными мышцами. Мы перешли от работы вообще, к конкретной и точной работе.
В то же время мы проводили специальные исследования по психологическому содержанию, запечатлённому в мышцах: мы проводили интервью, в котором просили клиентов рассказывать о темах, образах и ощущениях, которые «всплывают» при прикосновении к отдельным мышцам. Мы получили очень много ценной информации, но её всё же было недостаточно.
Итак, в течение пяти лет мы работали следующим образом: мы составляли контракт, мы говорили о телесных ощущениях, мы получали информацию из карты тела клиента. Мы начинали работать над созданием ресурсов в «гипо-мышцах» и продолжали работу до тех пор, пока информация, запечатлённая в этих мышцах, не доходила до осознавания и они не получали ресурс.
Если «гипо-мышц» не было, мы работали с не сильно выраженными «гипер-мышцами». Мы расспрашивали клиентов о появляющихся образах, символах, воспоминаниях, мыслях, чувствах и работали с этим в гештальте. При этом было не так важно, с чего мы начинали, в какой-то момент вдруг всплывало какое-то детское воспоминание.
Потом мы предлагали найти импульс к движению, связанный с воспоминанием. Мы работали на уровне репэрентинга, помогали клиентам в разворачивании импульса, что приводило их к новым способам действия, к принятию новых решений.
Сейчас, оглядываясь назад, должна сказать, что мы использовали в нашей работе гораздо больше катарсиса, чем сейчас.
В целом наш метод работы претерпел большие изменения. Мы начинали работать с телом, а сейчас наша терапия становится скорее более вербальной и всё более и более точной. Мы используем тело для поддержки того, что происходит в вербальной работе, и очень точно и конкретно используем мышцы. Мы задаём вопрос: что делает эта конкретная часть мышцы? Тогда, через движение, если оно достаточно точно, материал клиента активизируется сам по себе.
Затем для обеспечения клиента ресурсом мы включаем в работу движения из моторного развития ребёнка. Это в некотором смысле помогает им вернуться к «истокам» движений. Тренируя их, клиент в конечном счёте получает доступ к ресурсам.
Получить доступ к ресурсам можно и используя прикосновения. Но для приведения мышцы в ресурсное состояние используется иной вид прикосновения, нежели прикосновение, целью которого является активизация психологического материала. Если в теле в ответ на прикосновение возникают «волны», но эти импульсы не приводят к активным движениям, доступ к ресурсам прекращается.
ПБ: Вы говорите о характере и защитах характера, как о чём-то, что в некоторым смысле позволяет человеку избежать боли. В связи с этим я вспоминаю о том, с чего мы начали наш разговор. Вы сказали, что после пережитого военного опыта вы приняли решение победить страх в мире. Что произошло с этим вашим решением? Как вы реализовали свою мечту в жизнь?
ЛМ: Я действительно постаралась научить людей не бояться, и это — основная часть взятого мной тогда обязательства. Не бояться жизни. Не бояться гнева, боли и страха. Проверять жизнью наши основные решения и смотреть, движемся ли в сторону жизни и любви или удаляемся от них прочь. У людей есть право защищать себя, но, в конечном счёте, для того, чтобы вырасти, нам приходится идти туда, где мы не можем этого сделать. Выбирая жизнь, мы неизбежно сталкиваемся с болью.
Пережив войну, я видела самое плохое, что может произойти с людьми. И возможно это научило меня, что я могу вынести всё, что угодно. Я утеряла потребность в защите на базовом уровне. Я получила дар от родителей, которые показали мне свою способность идти в жизнь и делать то, что необходимо, даже если это рискованно.
Вы не можете толкать людей в их боль и страх, но вы можете помочь им стать сильнее, и тогда они смогут столкнуться со своими эмоциями и смогут увидеть, в какой момент они сделали выбор ограничить свою жизнь.
Самое плохое, что есть в структурах характера, это то, что они ограничивают нашу способность быть в контакте с собой, другими и миром. Они удерживают нас от способности жить. Здесь я в чём-то похожа на Райха. Я думаю, что он выбрал жизнь. Он заплатил за это огромную цену, но делал всё, что мог, чтобы оставаться живым. Он делал это вопреки своему характеру. Его видение характера как панциря, существующего между нами и жизнью, до сих пор остаётся для меня ядром правды.
Я не верю в разрушение панциря. Я создала систему, отличную от райхианской, в которой я помогаю людям выстраивать более сильное эго. Но я верю в радикальность его поисков. В своей сущности терапия должна быть радикальным процессом для каждого человека, который идет в неё. Она должна нарушать наш характерный status quo.
В каком-то смысле, мы оба, и Райх, и я, «вышли» из войн в Европе, хотя между нами разница в 2-3 поколения. Наше основное отличие — во влиянии на нас нашей культуры. Датская культура смогла обращаться к ресурсам, в ней выбор между любовью с силой сделан в пользу любви. В культуре Райха этого не произошло. Мы оба политизированы, но он был вынужден работать против своей культуры, я могла позволить себе роскошь работать вместе с моей. Войны являются самым глупым проявлением характера, выбором в пользу силы и против любви. Возможно, именно став свидетелями войн, мы оба научились чему-то.
РЕКОМЕНДОВАННАЯ ЛИТЕРАТУРА
Bernhardt, Р. (1992). «Individuation, Mutual Connection, and the Body’s Resourses: An Interview with Lisbeth Marcher». Pre and Peri-Natal Psychology Journal 6(4). См. также в настоящем сборнике статей (прим. редактора).
Bernhardt, Р. (1992). «Somatic Approach То Shock: A Review of the Work of the Bodynamic Institute and Peter Levin».
Bernhardt, P., M. Bentzen, & J. Isaacs, (1993). «Waking the Body Ego: Lisbeth Marcher’s Somatic Developmental Psychology». См. также в настоящем сборнике статей (прим. редактора).
Bentzen, М., Е. Jarlnaes, L. Marcher, & P. Levin, (1991). «The BodySelf in Psychotherapy».
MacNaughton, I., Bentzen, М., & E. Jarlnaes, (1993). Ethical Considerations in Somatic Psychotherapies.
Назад: http://healthy-back.livejournal.com/350910.html
Вперёд: http://healthy-back.livejournal.com/351401.html
Содержание: http://healthy-back.livejournal.com/350196.html#cont
Вперёд: http://healthy-back.livejournal.com/351401.html
Содержание: http://healthy-back.livejournal.com/350196.html#cont
Мы можем представить, что родители клиента из приведённого мной примера не занимались развитием мышления сына в его ранние годы. Когда он учился называть предметы, они не играли с ним в игры, способные пробудить его мыслительную деятельность, т.е. его обучение проходило не в режиме взаимодействия. Я знаю, что позже, когда он учился в школе, родители не помогали ему, и ему в одиночестве приходилось принимать важные решения. А теперь ему трудно справляться с проблемами бизнеса. Я не хочу сказать, что единственным способом работы с этим клиентом является телесная работа. Я говорю лишь о том, что его трудности частично «запечатлелись» в его теле. Тогда частью помощи в обучении клиента фокусировке может быть его обучение активации мозговых структур через стимуляцию связей, установленных в процессе эволюции миллионы лет назад, а именно через развитие тонкой моторики рук, ног, через микро-движения головы, т.е. через активацию всех областей, которые различным образом связаны с процессами мышления.
На карте тела можно увидеть множество областей, отвечающих за различные аспекты когнитивных функций:
— ориентацию (способность разместить себя во времени и пространстве и способность локализовать угрожающий и безопасный стимулы),
— когнитивное схватывание (фактическую способность удержания чего-то в голове),
— тестирование реальности (способность быть заземлённым в своём понимании, способность ощущать почву для своей точки зрения также, как и землю под ногами),
— кратковременное и долговременное планирование,
— понимание (достаточно хорошее знание, чтобы использовать его в дальнейшей деятельности),
— размышление,
— рассуждение,
— анализ,
— формулировку и удержание мнений.
Мы выделили области тела, связанные с мышлением и обнаружили мышцы, которые вовлечены в исполнение этих функций. Рассуждая таким образом, мы глубже проникли в понимание того, что представляет собой мышление, и того, как люди мыслят. Теперь мы по крайней мере можем сказать, что мышление — это не только когнитивный процесс, в него вовлечён весь человек целиком.
На карте тела наряду с другими измерениями личности, вопросами, связанными с характером или шоком, я могу увидеть,
— насколько хорошо человек способен планировать свою жизнь,
— насколько он замечает опасность,
— способен он или не способен к обучению,
— ригиден ли,
— формулирует ли свои собственные идеи или отказывается это делать.
Такой способ рассмотрения выходит за пределы представлений, согласно которым людей можно поделить на тех, кто использует кинестетический, визуальный или слуховой каналы для восприятия и научения. Я говорю не об этом, а о том, насколько каждый из нас, когда размышляет, заземлён в своём теле и о том, что способность быть в теле, означает способность быть в реальности. (Здесь используется игра слов: в английском языке stand — «стоять», understand — «понимать». — Примечание переводчика.)
ПБ: Вы не могли бы сказать чуть больше о том, что значит чувствовать слова в нашем теле?
ЛМ: Попробуйте почувствовать слово «подросток» в своём теле, что вы ощущаете? Если вы можете почувствовать, что происходит, то какая ассоциация возникает? Быть абсолютно точным в использовании языка означает, что вы находите слово, которое соответствует чувству, возникающему в вашем теле.(Наличие у человека синестезии совершенно необязательно. И "тренировка его" — не столько обучение "чувствованию тела", сколько развитие буйной фантазии — H.B.) Например, если кто-то скажет: «Такой-то человек глуп», я могу спросить: «Это то, что вы на самом деле имели в виду? Каковы точные слова, которые соответствуют вашим чувствам?»
ПБ: Я бы хотел вернуться к природе структуры характера и тому, как вы с ней работаете. Услышав всё, что вы говорили про разные уровни организации, мне кажется, что характер — это то, где все эти уровни сходятся вместе. Что характер — это большая коробка, которая содержит в себе всё. Лично я испытывал некоторое сопротивление тому, чтобы размышлять в терминах характеров. Мне казалось это достаточно ригидным и скучным. Сейчас я больше понимаю, почему это так важно. Думаю, по двум причинам. С одной стороны, мы говорим об организующем аспекте характера. С другой, идея структур характеров углубляет понимание человеческого стремления к защитам и цены этих защит. Я слышал, вы как-то сказали: «Если ты не идёшь в точку наибольшей боли, ты не сможешь измениться». По сути дела это утверждение о природе характера, не так ли?
ЛМ: Да, характер — это величайшая загадка. Экзистенциально мы можем понять, почему люди стремятся избегать боли, но, с другой стороны, мы не понимаем, почему они не хотят идти вглубь неё. Это внешняя дилемма. Я пришла к своему пониманию характера, размышляя о развитии эго.
Сейчас мы выделяем три формации эго:
— телесное,
— индивидуальное и
— социальное.
Если не понять значения этого нашего вклада в образование эго, наша идея характера также останется малопонятной. Одним из моих первых сильных инсайтов и тем, что отличало меня от других теоретиков, была моя мысль, что работать с более поздними возрастными уровнями гораздо труднее, чем с ранними. Это происходит потому, что на поздних уровнях эго по мере созревания становится более сильным, и под воздействием травмы люди с более поздними структурами характеров принимают более «твёрдые» решения, они больше сопротивляются изменениям.
На мой взгляд, относительно легко работать с материалом рождения и раннего младенчества, потому что вы хорошо видите этот материал и готовы работать на уровне репэрентинга (Reparenting — моделирование в терапии отношения родитель-дитя. — Примечание переводчика.) — на глубоком тканевом уровне. Конечно, такая работа должна проводиться очень тщательно и с большой заботой, правильным выстраиванием возрастных и временных рамок и т.д. Я ни в коей мере не хочу минимизировать и упрощать эти случаи. Но материал более поздних структур требует гораздо большей силы, настойчивости и упорства в работе на уровне эго.
Я думаю, что причина, по которой многие терапевты фокусируются только на проблемах раннего возраста лежит в природе самих защит: мы избегаем точки наивысшей боли, поэтому мы работаем с тем, что нам самим легче выдержать. А нервная система устроена таким образом, что, чем более ранняя организация, тем относительно менее трудно с ней работать. В этом состоит один из основных инсайтов Фрейда, его идея регрессии. Поэтому, чем больше процессуальной работы с людьми, тем сильнее у нас проявляется тенденция идти на более ранние стадии их развития! И клиент, и терапевт просто обречены на это. И снова и снова терапия будет заканчиваться проработкой рождения.
В поздних структурах характера самих по себе боли не больше, но в решениях, принимаемых этими структурами, больше силы. Когда мы сталкиваемся с нашими собственными проблемами из более поздних возрастов, нам также приходится встретиться с тем фактом, что мы сами лично приняли решение выбрать ту или иную защиту и поддерживали её всю нашу жизнь. Встретиться с таким открытием трудно и больно. Это иной вид боли по сравнению с болью ранних структур, когда новорожденному или младенцу не приходилось выбирать, как защищаться.
Может быть, поэтому мне так нравится метафора, что психотерапевт — это тренер или наставник, потому что у тренера при всем его сочувствии к вашему страданию есть только одна цель: привести вас к следующему шагу. Продвинуть вас вперёд в вашем развитии, поддержать, подпихнуть, найти ключ, который поможет вам пойти туда, куда вы не уверены, сможете ли вы идти и хотите ли этого. Хороший наставник приведёт вас к точке наибольшей боли таким образом, что вы пройдёте сквозь неё или над ней.
И здесь мы можем предложить наше понимание гипер- и гипоотзывчивости (или гипер- или гипореактивности) мышц и уровней мышечной дисфункции. Если у вас есть такое знание, вы можете более точно почувствовать, насколько жёстким или мягким вам следует быть: вы не просто следуете процессу, вы следуете структуре. Мне нравится такое следование структуре. Это именно то, что я делаю!
ПБ: Давайте поговорим об этом. Как именно вы следуете структуре?
ЛМ: Первое, что я начала понимать, глядя на тело со структурной физической точки зрения, какие мышцы тренированы, а какие не обучены работать, насколько они эластичны или укорочены и слишком сокращены.
Потом я сделала следующий большой шаг в понимании структуры тела: я стала выделять систему гиперотзывчивых мышц. Каждая напряжённая мышца удерживает какой-то импульс.
Потом я пришла к пониманию гипоотзывчивости мышц, к тому, что такие мышцы «отказались» от импульса и сопротивляются возвращению импульса, когда мы пытаемся их «пробудить». Это сопротивление является частью гипоотклика. Такая мышца говорит: «Я не хочу пробуждаться, это слишком тяжело». И здесь в работе с гипооткликом мышц решающее значение приобретает наша работа в качестве наставника, тренера. Таким образом, работа со структурой имеет два основных структурных аспекта, и задача следования структуре состоит не в удалении защит и не в сдерживании их до ригидности, до потери ощущения их живости, а в установлении баланса между двумя этими системами мышц.
Начиная работать с телом, я всегда прикасаюсь одновременно к гипер- и гипоотзывчивым мышцам. Это не просто ослабление напряжения или выстраивание ресурса, я адресуюсь к структуре как единому целому. Я стараюсь обращаться не к одной части системы, я пытаюсь понять всю систему. Оказалось, что, если вместо того, чтобы сразу начинать работу с наиболее дисфункциональными областями и стимулировать их, вы начинаете работать с лишь немного расбалансированными мышцами, пробуждаются мышцы, связанные с более глубокими поврежденными частями self. Они как будто говорят: «Эй, здесь есть кто-то, кто собирается и может реально помочь нам. Можно и проявить себя».
В терминах следования структуре я стараюсь отобрать те её места, которые готовы к изменениям. Если мы стараемся следовать только процессу, мы сталкиваемся с определённой трудностью: процесс напоминает поток воды, он стремится избегать мест, в которых можно застрять. Глядя на структуру в целом, вы видите и поток, и русло. Вы можете сказать себе: «Ага, если этот камень подвинуть, река потечёт лучше».
Здесь мы имеем дело со своеобразным сдерживанием развития (Сдерживание развития — один из принципов работы с психомоторным развитием в Бодинамике, связанный с активизацией ресурсов. Учитывая тенденцию клиента к регрессии, терапевт удерживает его на «одном возрастном уровне» до тех пор, пока не прорабатываются определённые психологические и соматические вопросы этого уровня. — Примечание переводчика.), мы находим в реке камни и бережно передвигаем их.
Например, к нам приходит клиентка, заявляющая о желании работать с определённой темой: она хочет больше контактов в своей жизни. Всё это проявляется в её теле. Она делает различные мелкие движения, вытягивая руки, как будто пытается дотянуться до чего-то. Но когда она говорит о том, как ей трудно обходиться без тех контактов, которые ей так необходимы, она начинает делать отталкивающие движения или её руки становятся мёртвыми. Погружаясь в свою тему, клиентка старается активизировать свои ресурсы, продолжая тянуться. Если она смогла бы завершить эти движения здоровым образом, она бы дотянулась до чего-то или кого-то и притянула это к себе, т.е. получила бы то, что ей нужно и была бы успешна. Но когда она говорит об этом, проявляются её защиты: сознательно или неосознанно активируются воспоминания о неудачах или насилии. На телесном уровне это проявляется в гипер- и гипореакциях мышц, и ей становится трудно продолжать действия. Вступает в бой её структура, которая говорит ей: «Слишком много труда, а всё равно ничего не изменится. Давай бросим это дело».
Более простым способом работы в этом случае было бы обратиться к более раннему опыту клиентки. Например, клиентка вспомнила бы что-то. И она, и терапевт потёрли бы руки: «Найден ранний источник проблемы. Туда-то мы и пойдём!» Они начали бы разбираться с ранним опытом, а структура начального запроса осталась бы по существу незатронутой. Гипер- и гипо- структуры остались бы теми же, двигательные паттерны не претерпели изменений, так же, как и связанная с ними система убеждений.
При использовании подхода, который мы называем «сдерживанием развития» мы остаёмся со структурой. Мы говорим: «Да, это трудно. Что тебе нужно, чтобы справиться? Как эти твои движения могли бы завершиться, если им помочь развиться?» Мы остаёмся с движением клиентки до тех пор, пока этот двигательный паттерн не завершится, и тогда начинает меняться структура, потому что при такой работе не поддерживаются причины и обстоятельства, приведшие к её появлению. Потому что теперь тело получает принципиально новую информацию.
Внимание, важный момент! Мы можем сообщить телу эту новую информацию, так как специальным образом работаем с мышцами, участвующими в таких незавершённых движениях. И чем точнее, чем специфичнее эта работа, тем ближе мы подходим к точке наибольшего сопротивления или к фантазии о точке наибольшей боли, или к тем специфическим областям мозга, которые связаны с заявленной проблемой.
Более обобщённые движения менее связаны с конкретным вопросом, принесённым на сессию. И здесь неоценимо исследование карты тела, на которой сразу мы видим всю структуру. Именно карта тела даёт нам такие знания о природе характера, которые мы не можем получить никаким другим образом. Трудно переоценить важность этого инструмента исследования в развитии нашего подхода.
Развитие человека — это движение. Движение всегда имеет цель и всегда содержит определённый смысл. Если в движении нет конкретного когнитивного смысла, то обязательно есть более базовый, основополагающий. Если вы обратите внимание на развитие движений ребёнка, то увидите, что дети, практикуя движения, выстраивают репертуар возможностей и ресурсов. На мой взгляд, развитие, прежде всего, состоит в приобретении ресурсов. Поэтому структура характера также должна быть непосредственно связана с этими приобретениями. Поэтому в широком смысле «следовать структуре» означает «смотреть вперёд», смотреть, к чему ведёт данное конкретное движение.
Работая с клиентом и глядя на его тело, я обращаю внимание на то, как он движется, например, что он делает руками или плечами. Это рассказывает мне об используемых им мышцах и том, к какой стадии развития эти движения и позы относятся. Затем я слушаю используемые клиентом ключевые обороты речи, метафоры, то, о чём и как он говорит.
ПБ: Хотелось бы больше понять о значении терминов гипо- и гиперотзывчивости мыши, и том, как вы с этим работаете. Как вы меняете способность мышечного реагирования и что является физическим ресурсом мышц?
ЛМ: Заканчивая свой тренинг преподавателя методики релаксации, я прочла о Лиллимор Джонсен. Я стала изучать мышцы, активизируя отдельные из них и, тем самым, провоцируя различные темы, связанные с ними. Вскоре я смогла различать четыре различных уровня гипо- и гиперреакции мышц на прикосновение.
На последнем году обучения я встретилась с Джонсен, рассказала ей о своих идеях и обнаружила, что она каким-то другим способом чувствует мышцы. Она говорила о связи работы мышцы с волной дыхания, мне же было больше интересно то, что происходит в самой мышце. Я продолжила развивать свой способ чувствования мышц.
Я тестировала мышцы своих друзей и проговаривала вслух то, что ощущаю руками, стараясь подбирать очень точные слова. Я стала больше работать с гипореактивными мышцами, ведя их к нейтральному состоянию. Клиенты рассказывали мне о различных проблемах, а я связывала их манеру говорить с тем, что наблюдала в их телах, то, что они говорили словами, с их движениями.
Постепенно, расширяя базу своих наблюдений с новыми и новыми клиентами, я стала работать более психологично. У меня появились клиенты, которые приходили с проблемами в теле, а я видела связь этих проблем с проблемами в отношениях. И наоборот, приходили люди с психологическими проблемами, а я начинала работать с ними физически. Вначале я всегда старалась работать с т.н. гипо-мышцами, приводя их в ресурсное состояние. При этом можно было заметить реакцию гипер-мышц на эти изменения.
Я также начала прикасаться одновременно к гипер- и гипореактивным мышцам, особенно, если имела дело с более или менее «нормальными» клиентами. Например, когда речь заходила о возможности сказать «нет», задняя часть их рук и ног активизировалась (я или сама видела, что соответствующие мышцы активизировались, или расспрашивала клиентов об ощущениях в теле). Я связала заднюю часть рук с более социальным аспектом способности сказать «нет», а заднюю часть ног с возможностью постоять за себя, поддержать и защитить себя при необходимости сказать «нет».
ПБ: В чём цель одновременного прикосновения гипер- и гипореактивным мышцам?
ЛМ: Делая это, я вижу, как связаны между собой разные вещи, а также моторные паттерны и дыхание.
Я продолжала развивать карту тела. Я тестировала почти все те мышцы, которые мы тестируем сейчас.
Я начала преподавать в школе релаксации и учила своих учеников делать карты тела и работать с ресурсами. Учила всегда уважать ответ мышц и не разрушать систему. Если вы растягиваете мышцу в различной степени и на различную длину, она реагирует различным образом.
Если мышца, например, очень гиперреактивна, ослабить напряжение можно с помощью растяжения, но не следует это делать слишком долго, как мы это делали раньше, потому что в этом случае разрушается система защит. Сейчас мы вытягиваем мышцу, и задерживаемся в том положении, где она «останавливается». Мы находимся какое-то время в точке границы возможности её растяжения до тех пор, пока с ней не начнет что-то происходить. Если она становится более тугой, мы встречаем её сопротивление; если она немного расслабляется, мы просто следуем за её движением. Когда мышца начинает это движение после остановки, и особенно, если она расслабляется, она встречается с ресурсом.
Иногда одновременно проявляется психологическое содержание, запечатлённое в ней, иногда этого не происходит. Например, мы работаем с мышцей второй степени напряжённости (В Бодинамике выделяют 4 уровня гиперреактивности (или напряжённости) мышцы, 4 уровня гипореактивности и 1 уровень нейтрального состояния. — Примечание переводчика). Мы входим в контакте мышцей, растягиваем её, пока она нас не останавливает. Через некоторое время она позволяет нам пройти чуть дальше и снова останавливает нас. Потом ещё немного. Мы можем почувствовать, что через какое-то время мышца становится мягче, и мы ощущаем под руками что-то похожее на волну или пульсацию.
На следующей сессии мы можем пойти глубже и работать чуть дольше. И, наконец, проявляется её психологическое содержание.
При работе с «гипо-мышцами» мы сопровождаем мышцу в её исходное положение после растяжения. Она сопротивляется, «не хочет» возвращаться на место, но как раз в этом движении может пробудиться импульс. Мы удерживаем её не на границе возможности, как в случае в «гипер-мышцей», а перед тем местом, где она хотела бы остаться. Именно там она встречается со своим ресурсом.
Я стала создавать новую систему психотерапии, так как с самого начала не хотела разрушать систему защит. Работая в старом подходе, мы видели, что взламывание системы защит могло ввести клиентов в психотическое состояние. В нашем подходе клиенты не давали психотических реакций, но проблема оставалась. Мы либо поднимали слишком много материала, и, работая с мышцами клиента, в то же время включали в проработку его психологические проблемы. Тогда клиенты путались, количество материала переполняло их и сбивало с толку. Либо мы работали слишком мало на психологическом уровне, и тогда не происходило интеграции. Стало понятно, что необходимо опять что-то менять.
Нужно было обучить студентов работать со специфическими психологическими проблемами клиентов. К тому времени я прошла тренинг по гештальту и клиент-центрированной терапии Карла Роджерса. Мы стали использовать систему составления контрактов, для того чтобы фокусироваться на конкретных проблемах, а также стали более точно работать с различными уровнями телесного осознавания и конкретными мышцами. Мы перешли от работы вообще, к конкретной и точной работе.
В то же время мы проводили специальные исследования по психологическому содержанию, запечатлённому в мышцах: мы проводили интервью, в котором просили клиентов рассказывать о темах, образах и ощущениях, которые «всплывают» при прикосновении к отдельным мышцам. Мы получили очень много ценной информации, но её всё же было недостаточно.
Итак, в течение пяти лет мы работали следующим образом: мы составляли контракт, мы говорили о телесных ощущениях, мы получали информацию из карты тела клиента. Мы начинали работать над созданием ресурсов в «гипо-мышцах» и продолжали работу до тех пор, пока информация, запечатлённая в этих мышцах, не доходила до осознавания и они не получали ресурс.
Если «гипо-мышц» не было, мы работали с не сильно выраженными «гипер-мышцами». Мы расспрашивали клиентов о появляющихся образах, символах, воспоминаниях, мыслях, чувствах и работали с этим в гештальте. При этом было не так важно, с чего мы начинали, в какой-то момент вдруг всплывало какое-то детское воспоминание.
Потом мы предлагали найти импульс к движению, связанный с воспоминанием. Мы работали на уровне репэрентинга, помогали клиентам в разворачивании импульса, что приводило их к новым способам действия, к принятию новых решений.
Сейчас, оглядываясь назад, должна сказать, что мы использовали в нашей работе гораздо больше катарсиса, чем сейчас.
В целом наш метод работы претерпел большие изменения. Мы начинали работать с телом, а сейчас наша терапия становится скорее более вербальной и всё более и более точной. Мы используем тело для поддержки того, что происходит в вербальной работе, и очень точно и конкретно используем мышцы. Мы задаём вопрос: что делает эта конкретная часть мышцы? Тогда, через движение, если оно достаточно точно, материал клиента активизируется сам по себе.
Затем для обеспечения клиента ресурсом мы включаем в работу движения из моторного развития ребёнка. Это в некотором смысле помогает им вернуться к «истокам» движений. Тренируя их, клиент в конечном счёте получает доступ к ресурсам.
Получить доступ к ресурсам можно и используя прикосновения. Но для приведения мышцы в ресурсное состояние используется иной вид прикосновения, нежели прикосновение, целью которого является активизация психологического материала. Если в теле в ответ на прикосновение возникают «волны», но эти импульсы не приводят к активным движениям, доступ к ресурсам прекращается.
ПБ: Вы говорите о характере и защитах характера, как о чём-то, что в некоторым смысле позволяет человеку избежать боли. В связи с этим я вспоминаю о том, с чего мы начали наш разговор. Вы сказали, что после пережитого военного опыта вы приняли решение победить страх в мире. Что произошло с этим вашим решением? Как вы реализовали свою мечту в жизнь?
ЛМ: Я действительно постаралась научить людей не бояться, и это — основная часть взятого мной тогда обязательства. Не бояться жизни. Не бояться гнева, боли и страха. Проверять жизнью наши основные решения и смотреть, движемся ли в сторону жизни и любви или удаляемся от них прочь. У людей есть право защищать себя, но, в конечном счёте, для того, чтобы вырасти, нам приходится идти туда, где мы не можем этого сделать. Выбирая жизнь, мы неизбежно сталкиваемся с болью.
Пережив войну, я видела самое плохое, что может произойти с людьми. И возможно это научило меня, что я могу вынести всё, что угодно. Я утеряла потребность в защите на базовом уровне. Я получила дар от родителей, которые показали мне свою способность идти в жизнь и делать то, что необходимо, даже если это рискованно.
Вы не можете толкать людей в их боль и страх, но вы можете помочь им стать сильнее, и тогда они смогут столкнуться со своими эмоциями и смогут увидеть, в какой момент они сделали выбор ограничить свою жизнь.
Самое плохое, что есть в структурах характера, это то, что они ограничивают нашу способность быть в контакте с собой, другими и миром. Они удерживают нас от способности жить. Здесь я в чём-то похожа на Райха. Я думаю, что он выбрал жизнь. Он заплатил за это огромную цену, но делал всё, что мог, чтобы оставаться живым. Он делал это вопреки своему характеру. Его видение характера как панциря, существующего между нами и жизнью, до сих пор остаётся для меня ядром правды.
Я не верю в разрушение панциря. Я создала систему, отличную от райхианской, в которой я помогаю людям выстраивать более сильное эго. Но я верю в радикальность его поисков. В своей сущности терапия должна быть радикальным процессом для каждого человека, который идет в неё. Она должна нарушать наш характерный status quo.
В каком-то смысле, мы оба, и Райх, и я, «вышли» из войн в Европе, хотя между нами разница в 2-3 поколения. Наше основное отличие — во влиянии на нас нашей культуры. Датская культура смогла обращаться к ресурсам, в ней выбор между любовью с силой сделан в пользу любви. В культуре Райха этого не произошло. Мы оба политизированы, но он был вынужден работать против своей культуры, я могла позволить себе роскошь работать вместе с моей. Войны являются самым глупым проявлением характера, выбором в пользу силы и против любви. Возможно, именно став свидетелями войн, мы оба научились чему-то.
РЕКОМЕНДОВАННАЯ ЛИТЕРАТУРА
Bernhardt, Р. (1992). «Individuation, Mutual Connection, and the Body’s Resourses: An Interview with Lisbeth Marcher». Pre and Peri-Natal Psychology Journal 6(4). См. также в настоящем сборнике статей (прим. редактора).
Bernhardt, Р. (1992). «Somatic Approach То Shock: A Review of the Work of the Bodynamic Institute and Peter Levin».
Bernhardt, P., M. Bentzen, & J. Isaacs, (1993). «Waking the Body Ego: Lisbeth Marcher’s Somatic Developmental Psychology». См. также в настоящем сборнике статей (прим. редактора).
Bentzen, М., Е. Jarlnaes, L. Marcher, & P. Levin, (1991). «The BodySelf in Psychotherapy».
MacNaughton, I., Bentzen, М., & E. Jarlnaes, (1993). Ethical Considerations in Somatic Psychotherapies.
Назад: http://healthy-back.livejournal.com/350910.html
Вперёд: http://healthy-back.livejournal.com/351401.html
Содержание: http://healthy-back.livejournal.com/350196.html#cont