А. Шутценбергер. Синдром предков
Dec. 13th, 2006 01:23 am![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
healthy_back Вперёд: http://healthy-back.dreamwidth.org/280783.html
Назад: http://healthy-back.dreamwidth.org/280230.html
Содержание: http://healthy-back.dreamwidth.org/276783.html#cont
ПРИЛОЖЕНИЯ
Определение «склепа» и «призрака» по Николя Абрахаму и Марии Тёрёк
В некоторых случаях (в частности, при наличии тайн) всё происходит так, как будто тот, кто умер при драматических, постыдных или «несправедливых» обстоятельствах, не мог уйти и оставался связанным с семьей в виде призрака или привидения, спрятанного или плохо захороненного в склепе — в сердце потомка. Иногда он говорит как чревовещатель, а иногда проявляется в виде повторяющихся симптомов, передающихся через бессознательное от родителя к ребёнку.
«Чтобы появился склеп, нужно, чтобы постыдная тайна стала фактом объекта, играющего роль Я-идеала. Речь идёт, таким образом, о том, чтобы хранить свою тайну, прикрыть свой стыд (N. Abraham, М. Torok, L'Ecorce et le Noyau, op. cit.)».
Место склепа в психическом аппарате.
В топике «склепу» соответствует определённое место.
Это нединамическое бессознательное, не «Я» интроекции.
«Это скорее раб обоих, своего рода искусственное бессознательное, которое находится внутри «Я» (moi). (Ничто не должно просочиться во внешний мир.) Именно «Я» (moi) принадлежит функция охраны кладбища» (ibid., р. 254).
Возведение «склепа», по мнению авторов, — это консервативное вытеснение, которое они противопоставляют собственно вытеснению (обычно называемому динамическим вытеснением), особенно отчётливо проявляющемуся в случае истерии. Главное различие между этими двумя видами вытеснения состоит в том, что в истерии желание, порождённое запретом, ищет выход и находит его в символической реализации (истерическая конверсия), тогда как у «склепоносителя» (то есть у того, кто несет в себе склеп), «... это реализованное желание, бесповоротное, которое оказывается погребённым, не способным ни возродиться, ни превратиться в пыль. [...] Таким образом, прошлое выступает как блок реальности, именно к нему стремятся при отрицаниях и «опровержениях» (ibid., р. 255).
Коротко говоря, склеп — это что-то вроде включения внутри самого «Я» (moi), результатом чего является консервативное вытеснение.
Используя терминологию Марии Тёрёк и Николя Абрахама, мы предлагаем следующее резюме:
«Склеп» — это некое искусственное бессознательное, расположенное внутри «Я» (moi), результат потери объекта, нарциссически необходимого, причём эту потерю нельзя открыто признать из-за тайны, которую делят носитель «склепа» и потерянный объект. Содержание тайны расценивается как некое «преступление», которого следует стыдиться и в котором невозможно сознаться, оно составляет Реальность (в метафизическом смысле этого термина) субъекта-«склепоносителя».
Работа «призрака» в бессознательном
«Призрак — это образование бессознательного, которое имеет особенность никогда не быть осознанным [...] и возникает в результате перехода (каким образом — ещё предстоит определить) из бессознательного родителя к бессознательному ребёнка». [...] «Призрак —это работа в бессознательном, тайна, в которой невозможно признаться другому (инцест, преступление, внебрачный ребёнок...). Его закон —вынужденное незнание». [...]
«Появляющийся призрак-преследователь — свидетельство существования покойного в другом человеке. [...] Он не имеет собственной энергии. [...] Он молча преследует свою цель — нарушить связь. Добавим, что его поддерживают оккультными словами, он вроде невидимого гнома, который старательно трудится, чтобы из бессознательного разорвать когерентность последовательных связей». [...]
«Именно из бессознательного приходят навязчивые слова, поддерживающие призрака, [...] часто это ключевые слова всей семейной истории, в которой они помечают жалкие стыки». [...]
«Это пробел в том, что можно выразить словами. [...] Появление призрака указывает, что на потомка, вероятно, воздействует то, что для родителя означало рану, даже нарциссическую катастрофу». [...]
«Его проявление, навязчивость — это возврат призрака через слова и странные действия, симптомы (фобические, маниакальные) и т.д. В моменты периодического компульсивного возвращения [...] призрак проявляется, как чревовещатель, как чужой по отношению к собственной топике субъекта». [...]
«Так, человек, которому является призрак, оказывается зажатым с двух сторон: любой ценой соблюсти незнание тайны ближнего (отсюда её игнорирование) и одновременно снять это состояние тайны, отчего та превращается в неосознанное знание». [...] Так показывается и прячется то, что в глубинах бессознательного заложено как знание о тайнах ближнего, живое и мёртвое одновременно» (ibid., р. 391-432).
Дуальное единство и навязчивое преследование
Николя Абрахам и Мария Тёрёк полагают, что только введение генеалогического понятия, в частности, «дуального единства» позволяет осознать призрак и его проявление, навязчивость в преследовании как метапсихологические факты.
Концепция единства имеет дуальный характер: изначальным двуединством является единство отношений «мать — ребёнок» (или «родитель — ребёнок»).
«Дуальное единство — это неразделённое-разделённое, или разделение, включённое в неразделимое. Неразделимое, индивид появляется как раз через разделение, происходящее внутри» (ibid., р. 397).
В основе этого разделения лежит филогенетическое событие — разлука, отделение от матери. Таким образом:
«Это разделение у обоих партнеров вызовет лишь боль из-за отсутствия матери. Действительно, возникает парадокс: если ребёнку будет не хватать матери, то матери, в свою очередь, будет не хватать той матери ребёнка, которой она была» (ibid., р. 396).
По мере взросления «двуединство «мать — ребёнок» превращается во внутренний двойной союз между Бессознательным и Я (moi)» (ibid., p. 399).
Статистические исследования синдрома годовщины, проведённые Жозефиной Хилгард (работы с 1952 по 1989 г.)
Жозефина Хилгард в 1953 г. в маленькой статье описала некоторые клинические случаи синдрома годовщины у родителей в виде «направленной» реакции в химическом смысле слова или вновь «пущенной в ход» их же собственными детьми, достигшими того возраста, в котором были их родители в то время, когда их собственные родители умирали или попадали в медицинское учреждение.
Хилгард Ж.Р. (1953): Anniversary Reactions in Parents precipitated by children, Psyschiatry, 16, c. 73-80:
«Мария Банкрофт, мать шестилетней девочки Дженни, страдает пневмонией, плевритом и психозом. Когда самой Марии было шесть лет, её отец умер от плеврита, пневмонии и менингита на последней стадии [...]
Возможно, речь идёт о реакции годовщины. [...] На это указывает тот факт, что острые симптомы проявились, когда дочери исполнилось столько лет, сколько было её матери в год смерти отца, а также то, что её пневмония и плеврит повторяют симптомы отца на финальной стадии болезни. Психотические симптомы появились ещё тогда, когда она лечилась в больнице от пневмонии. [...] Однажды утром пациентка заявила, что она беседовала с Богом, что она сама божественна [...] и бессмертна, [...] и начала петь, свистеть, кричать.» (1953, с. 73).
За год до того, как к её увидела, её госпитализировали и трижды лечили электрошоком (но получили лишь кратковременные улучшения)».
Во время психотерапевтического лечения у Жозефины Хилгард [...] «мадам Банкрофт часто связывала опыт своей дочери с собственным детским опытом — Дженни видела, что её (Марию) уносят на носилках. Как мать Марии отвергала её, так сейчас она сама своим отсутствием бросает Дженни. [...]
Она делает многое из того, что делала её мать, совсем не то, что ей свойственно. [...] Когда мы начали рассматривать её нынешнюю болезнь как повторение чего-то, чему она не могла противостоять, будучи ребёнком, появились заметные успехи в лечении (она смогла покинуть больницу, возобновить совместную жизнь со своим мужем, но пока что не с дочерью) (ibid., р. 74).
Джеймса Карсона тридцати четырёх лет госпитализировали в связи с жалобами на невыносимую головную боль, длящуюся более четырёх лет. [...] Дело дошло даже до попытки самоубийства — он выпил 50 таблеток фенобарбитала. Острые симптомы начались, когда его сыну исполнилось четыре года — столько же было самому Джеймсу, когда его собственный отец внезапно умер от инфлюэнцы (гриппа). [...]
При рождении сына он сменил работу — из службы в охранном бюро универмага перешел на работу криминалиста — следователя в частной полицейской фирме. [...] А когда сыну исполнилось четыре года, он перешел на службу в железнодорожную полицию в ту же кампанию, где работал его отец (хотя давал себе слово никогда этого не делать). Возможно, это реакция на годовщину? Бессознательное отождествление себя с отцом?» (ibid., р.75.)
После не очень успешной психотерапии клиент оказался в ситуации, которую считали безнадёжной — у него были галлюцинации, тяга к убийству и самоубийству. «Но когда возникла гипотеза о связи его болезни с годовщиной, состояние его значительно улучшилось после того, как он воскликнул: «О, черт, если бы мой отец не умер, я не был бы в этом г... [...] Вы знаете, я стал понимать: у моего отца были сын и дочь, и у меня есть сын и дочь, [...] и у меня такое чувство, будто мой отец — это я, а я — это мой отец».
Аспект инкорпорирования идентификации с умершим отцом (тем более) очевиден, что [как он говорит, вспоминая про боли в желудке] ему казалось, будто его раздувает, словно внутри него было что-то вроде трупа» (ibid., р. 77).
Ж. Хилгард пишет по этому поводу:
«Пока не обнаружили центральную тему (синдром годовщины), оба эти случая казались необъяснимыми (им навесили ярлык шизофрении). Казалось, симптомы появляются без причины. После осознания центральных эпизодов, остальной клинический материал встал на свои места. [...] Одна из причин, по которой подобные случаи не распознаются, состоит в том, что центральная фигура — маленький ребёнок, который не кажется причастным к делу, но именно он даёт ключи, объясняющие болезнь или проблему родителей» (1989, с. 235).
Чтобы установить реальность синдрома годовщины, Жозефина Хилгард провела два систематических исследования пациентов, поступивших в две калифорнийские больницы. Речь шла о 8680 больных.
Со своей командой она просмотрела карты и анамнезы всех, кто поступал в больницу в течение девяти месяцев с 1954 по 1957 гг., отбросив карты тех, кому было более пятидесяти лет, страдающих алкоголизмом, органическими поражениями, а также психопатических личностей. Остались 2402 больных (белых), 3/5 из них имели диагноз шизофрения, 1/5 — маниакально-депрессивный психоз, и 1/5 — психоневротики.
Среди них отобрали для исследования лишь тех, кто впервые попал в больницу после
— свадьбы,
— отцовства/ материнства,
— потерял родителей в результате смерти в возрасте от двух до шестнадцати лет при условии, что дата потери родителя могла быть точно установлена в беседе, по документам, журналу учёта и больничной картотеке.
Из большого числа поступивших (8680), сокращённого до 2402, после отбора по возрастным ограничениям и наличию детей осталось всего 184 больных, или 8% от общего числа: 37 мужчин и 147 женщин (50% протестантов, 35% католиков, 1% евреев):
«Среди больных-женщин совпадение возраста (синдром годовщины) проявилось у 15 из 65 женщин, потерявших мать, и только у 9 из 82 женщин, потерявших отца [...]. Эти числа достаточны для статистического изучения. [...] По каждой болезни выделили два возраста. Первый — возраст при первом поступлении в больницу, второй — гипотетический возраст синдрома годовщины, т.е. предполагаемый возраст больного (больной), если бы старшему ребёнку было столько же, сколько было ему (ей) в момент потери родителя (статистик должен был определить, встречается ли соответствие между этими возрастами чаще, чем при случайном совпадении). Корреляции указывают на то, что о случайности речь идти не может: синдром годовщины проявляется чаще, чем предполагалось, т.е. он статистически значим на уровне 0,03 для женщин, потерявших свою мать (т. е. родителя того же пола).
Итак, синдром годовщины статистически доказан (в случае психотических эпизодов у госпитализированных взрослых женатых (замужних) пациентов)».
К сожалению, количество мужчин, соответствующих этому критерию, слишком мало для статистического анализа. Однако достаточно отметить сходную тенденцию у мужчин, потерявших отца, при этом статистически связь не является значимой для случаев потери родителя противоположного пола.
Может возникнуть вопрос, чем вызвано это различие между мужчинами и женщинами.
Чтобы ответить на него, Хилгард вернулась к группе больных, госпитализированных в связи с алкоголизмом (930, из них 670 мужчин).
Приняв гипотезу возможного «выбора» между психозом и другими патологическими проблемами у мужчин, а также изучая совпадения возрастов и потери от алкоголизма у взрослых мужчин, Жозефина Хилгард доказала, что «алкоголизм — альтернатива психозу в ответ на чувство конфликта, создаваемое появлением в доме младенца» (Жозефина Хильард, Марта Ньюман, Anniversary in Mental Illness, Psychiatry, 1959; Evidence For Functional Genesis in Mental Illness: Schizophrenia, Depressive Psychoses and Psycho- neuroses, J. Nerv. Dis. 132: 3-16, 1961).
Один из важных пунктов этого исследования — открытие синдрома годовщины, и в дополнение к нему — двойной годовщины, или последовательной годовщины: мать двоих детей страдает депрессией с психическим эпизодом в тот период, когда у каждого из детей наступает возраст, в котором она сама потеряла мать (например, в случае с больной Мартой М. тринадцати лет).
Напомним, что психическое расстройство с госпитализацией (помещением в закрытое заведение) является статистически значимым с 0,03, если речь идёт о дочери, потерявшей мать (умерла или заболела психозом), и только вероятными, если речь идёт о потере отца (т.е. чаще встречаются и являются более значимыми случаи расстройств при потере родителя одного с пациентом пола). Для Хилгард тот факт, что психоз реже встречался у мужчин, объясняется тем, что мужчины более гибки в ролевом плане и имеют большие возможности выбора по сравнению с женщинами, стремящимися играть свою роль в обществе и в жизни, и многие мужчины в трудных случаях находят «убежище в бутылке», т.е. в алкоголизме.
Хилгард и Ньюман в двух статьях (1959 и 1961) приводят другие клинические примеры.
Исследования случаев потери матери из-за психоза (с помещением в лечебное учреждение) показали то же явление синдрома годовщины: когда дочь достигала возраста, в котором была госпитализирована мать (Hilgard & Fisk, 1960), дочь заболевала психотическим расстройством, которое сопровождалось госпитализацией.
«Во взрослом возрасте ясно видна твёрдая устойчивость психотического ядра, состоящего из разного рода спутанностей и неинтегрированных идентификаций, [..,] Когда обстоятельства первой травмы повторились (в то время она уже была матерью, а не дочерью) снова реактивировалась (triggered) травма, заложенная в детстве».
Если субъект в определённом возрасте потерял одного из родителей, в момент, когда он достигает «критического возраста», велика вероятность возобновления кризиса с психическим расстройством либо в возрасте годовщины, либо когда одному из его детей будет столько лет, сколько было самому субъекту, когда он потерял родителя своего пола.
Это чаще случается тогда, когда ребёнок и родитель занимают одинаковое место среди братьев и сестёр и когда семья или сам человек предвидят такой печальный поворот событий: это сага о психозе (которая, вероятно, близка к тому, что Робер Розенталь называл «самосбывающимися предсказаниями») и «семейная игра в сходство» и идентификации.
Однако очень многие люди не страдают психозами или неврозами, оттого что в детстве потеряли одного из родителей. Поэтому важно было понять причину проблемы и определить, при каких обстоятельствах смерть родителя (отца или матери) в детстве могла сделать человека уязвимым в период годовщины.
Другие работы Жозефины Хилгард посвящены двум тысячам семей людей в возрасте от девятнадцати до сорока лет, Это была контрольная группа — показатель нормальной группы населения, проживающей по соседству с больницей. Эта группа так называемого нормального населения менее подвержена влиянию синдрома годовщины, чем обследованная группа госпитализированных больных.
Каковы различия между этими двумя типами населения?
«Какие факторы ограждали показательную группу населения [community sample] от серьёзных психологических травм? [Среди них не наблюдалось уязвимости к психотическим расстройствам.] Ниже приводятся наиболее существенные из них:
— если брак до смерти одного из родителей был гармоничным и стабильным, это было хорошим предзнаменованием для следующего поколения;
— если оставшийся супруг был достаточно сильным, чтобы сохранить единую, сплочённую семью;
— если в этой опечаленной семье траур выражали и разделяли (открытое выражения горя, оплакивание...) и принимались некоторые меры компенсаторного характера;
— если удалось привлечь и использовать сеть семейной и социальной поддержки, опираясь на возможности местного сообщества».
Многие люди испытывают тоску при приближении или достижении возраста, связанного с периодом важнейшей потери. Жозефина Хилгард называет это «умеренной реакцией годовщины» (mild anniversaries).
Она отмечает, что после того, как период (год) уязвимости проходит, люди (выросшие дети), достигшие возраста умершего или госпитализированного родителя, чувствуют себя лучше. Некоторые даже женятся. Она вскользь замечает, что со смертью родителя затрудняется ведение домашних дел, ребёнок должен самостоятельно выходить из положения, противостоять множеству трудностей, и травма может остаться зафиксированной или укоренившейся в бессознательном.
Это возвращение того, что вытеснялось.
Жозефина Хилгард считает, что роль психотерапевта состоит в том, чтобы предоставить инструмент и обеспечить помощь в моменты совпадения возраста, выявляя трудные моменты, периоды годовщины, объединяя прошлое и настоящее, чтобы рана от болезненного воспоминания лучше затянулась.
«Новое состоит в том, что стали выделять специфический синдром, проявляющийся в тот момент, когда совпадают обстоятельства и вновь переживается травма, полученная в раннем возрасте, что может спровоцировать серьёзные психические заболевания» (Hilgard J., The anniversary syndrome as related to late-appearing mental illness in hospitalized patients, in Silver, eds, Psychoanalysis and psychosis, Madison, Ct, Internat'l University Press, 1989, p. 247) [2].
Я благодарю профессора Эрнеста Р. Хилгарда из Стенфордского университета, приславшего документы, относящихся к работам его жены, и любезно разрешившего их цитировать.
СТАТИСТИЧЕСКАЯ ТАБЛИЦА
Хилгард Жозефина, Ньюман Марта (1961), Evidence for Functional Genesis in Mental llness: Schizophrenia, Depressive Psychoses and Psychoneuroses, J. Nerv. Mental Dis, 11, 12, 13.
* Скорректировано по таблицам Линкольна E. Мозес.
Совпадения между возрастом пациента в момент потери (смерти) отца и возраста старшего ребёнка пациента в момент его первой госпитализации может быть случайным, но при смерти матери их статистическая значимость 0,032.
Следовательно, можно выдвинуть гипотезу о неосознанной идентификации родителей со своими детьми.
О душе женщины
В VI веке женщина была объявлена творением дьявола. Ошибочно считалось, что так постановили на Вселенском соборе в Никее в 325 г. (во время правления Константина), где говорилось о женской душе (см. с. 97 — 98).
По мнению специалистов в области латинского языка, это была ошибка перевода (кстати, исправленная на малом совете в Маконе в 538 г.), вызванная плохим знанием латинского языка. Но искажения, ошибки и предрассудки живучи, поэтому в декабре 1993 г. эти оговорки повторились.
Пример субституционного инцеста, взятый из истории литературы
В XIX веке в Руане дружили две семьи — Лепуатевен и Флобер. Молодой Лепуатевен женится на лучшей подруге молодой мадам Флобер, каждый становится крёстным сына другого:
— хирург Ахилл Флобер (1784 — 1846) становится крёстным Альфреда Лепуатевена (1817— 1849), а
— Поль-Франсуа Лепуатевен пятью годами позже — крёстным Гюстава Флобера (1821 — 1880).
Их дети — Альфред Лепуатевен, его сестра Лаура и Гюстав Флобер крепко подружились: мальчики мечтают никогда не расставаться и уехать вместе на Восток, сестрёнке доверяют все тайны. По различным причинам Альфред в 1846 г. (в год смерти своего отца) в возрасте двадцати девяти лет женится на сестре другого Гюстава — Луизе де Мопассан (сердечный друг Гюстав Флобер чуть не умер от горя), а его сестра Лаура Лепуатевен выходит замуж за другого Гюстава — своего нового зятя Гюстава де Мопассан. Двумя годами позже, в 1849 году Альфред внезапно умирает.
Через год после неожиданной смерти Альфреда Лепуатевена (ему было 32 года) его друг Гюстав Флобер 4 ноября 1849 г. отправляется в Египет с другом (замена?), Максимом Дюкамом, и в то же время у Лауры и её мужа Гюстава в замке Миромениль появляется сын Ги де Мопассан (1850 — 1893). Вскоре Лаура покидает своего мужа и воспитывает своего сына одна. Подробности можно найти в «Переписке Гюстава Флобера» (1887—1893); её предваряют «Сокровенные воспоминания» мадам Комманвиль, племянницы, а также исследования Петра Марка Биази и его «Рабочие дневники Флобера» (Париж, Балланд, 1992).
В связи с двойным браком брата и сестры, вероятно, можно говорить о генеалогическом или, скорее, субституционном инцесте, к тому же происходит символическое зачатие в конкретный момент, важный для брата и сестры, возникают тройственные отношения замены. Альфред нежно любит и свою сестру Лауру, и своего друга Гюстава, женится на сестре другого Гюстава, а его сестра выходит замуж за его брата, её ребёнок будет зачат в момент отъезда её друга Гюстава на Восток с другим другом (путешествие взамен того, что раньше планировалось Альфредом-Гюставом?).
Лаура де Мопассан-Лепуатевен попросит Гюстава Флобера, сердечного друга своего умершего и столь любимого брата Альфреда, стать для её сына почти отцом, что Флобер и сделает. Гюстав Флобер, ставший известным писателем, учит всему Ги де Мопассана, с 1873 г. вводит двадцатитрёхлетнего Мопассана в литературные и светские круги Парижа, представляет Эмилю Золя и вовлекает в число авторов «Меданских вечеров».
В январе 1880 г. тридцатилетний Мопассан публикует «Пышку», Флобер в письме поздравляет его, называет эту вещь шедевром, и даже обращается: «Мой дорогой сын». Немного позже, в пятьдесят девять лет Флобер умирает, тоже внезапно, от воспаления мозга. Он прекрасно справился со своими творческими задачами и с ролью отца, заменившего родного.
Не будем слишком вдаваться в подробности интимной жизни Флобера, в его признание: «Мадам Бовари — это я», в его потери и сожаления. Будем только констатировать факты.
У Ги де Мопассана будет расстроено здоровье, его жизнь окажется одновременно весёлой и трудной. К нему придёт известность. От своего дяди Альфреда и друга Гюстава Флобера он перенял любовь к жизни, научился любить её, как и они, познал плотские радости. Он дорого за это заплатит, в первую очередь ясностью ума и жизнью. Его поместят в психиатрическую лечебницу, вероятно, из-за последствий плохо вылеченного сифилиса, он умрёт молодым, в сорок три года, от последствий венерического заболевания.
«Я припоминаю»: Стигматы семейной памяти о не совершённом трауре
Канадский девиз «я припоминаю» может быть символичным для случаев не объявленного траура. Его обнаруживают в виде особых «отметин» — повторяющихся из поколения в поколение несчастных случаев, болезней (когда не считают, что эти события имеют психологический и психосоматический аспект). Он проявляется в кошмарах потомков семей, переживших травму (например, смерть). Эта смерть могла быть либо слишком ужасной, либо могла произойти при невыясненных обстоятельствах (когда человек погиб в море, на поле битвы, в лагерях, был похищен, объявлен пропавшим без вести или не был похоронен и семья всё ещё ждёт его возвращения). Такие кошмары могут переживать и потомки семей, имеющих тайны, связанные с чьей-то смертью. Крики в театре Роя Харта (возгласы солдат, умирающих на поле битвы под Вольфсоном), первичный крик (термин Янова), психодраму или другие формы эмоциональной терапии, вероятно, можно соотнести с этими случаями, а также со стонами в повторяющихся кошмарах некоторых потомков людей, пропавших без вести или травмированных войной.
Травматизм «ветра пушечных ядер»
В связи с празднованиями памятных дат — окончания войны (1944—1994), пятидесятилетия высадки союзников (6 июня 1944— 1994), освобождения узников лагерей, пятидесятилетия мирового развития без больших войн (1945 — 1995) мы снова стали свидетелями повторных проявлений ужасной тревовоги и кошмаров у потомков людей, выживших во время газовых атак в Ипре (1915), Вердене (1916), в концлагерях (и даже массового убийства под Седаном 2 сентября 1870 или Революции 1789). Эти картины были столь явственными, будто они сами там присутствовали. У них наблюдались разнообразные проявления: кашель, квази-астма, «мертвенный холод», напоминающий тревовогу приближающейся смерти, будто смерть касается их своим крылом. Они ощущали оцепеняющий ветер от пушечного ядра, которое вот-вот убьёт однополчанина.
Когда всё это выявляется, обговаривается, помещается в исторический и семейный контекст с помощью терапевта, который внимательно слушает, оказывает поддержку и понимает контекст, эти проявления уменьшаются и/или прекращаются у взрослых и даже у детей (четвёртого поколения после Вердена).
Мы объясняем подобное явление как нежелаемое и неосознанное наследие травм от ужасных событий, о которых нельзя говорить. (Такие травмирующие события, как Хиросима или Верден, массовые убийства армян или пытки, слишком ужасны или пугающи, чтобы о них говорить.) Это травмы невысказанные, приводящие в смятение, не «ме- таболизированные» и затем ставшие не «помышляемыми», но они проявляются в виде психосоматических расстройств, воспоминаний о травмах, перенесённых другими людьми. Они проходили через фильтры или «просачивались» по капле из поколения в поколение, их надо преодолевать с помощью экспрессивных методов (психотерапия, сны, рисунки, даже пение в виде плачей «lamentos»), помещая в рамки трансгенерационного подхода.
Например, в момент празднования пятидесятилетия высадки союзников в августе — начале сентября у Барбары появились кошмары. Она «видит» неясные фигуры, которые надвигаются на неё. Барбара описывает и рисует разных людей верхом на лошадях, на головах у них что-то вроде горшка, а наверху какая-то «штучка». Я внимательно наблюдаю и говорю: «Прусаки?» Тогда она восклицает с паническим ужасом: «Ой! Уланы!» Проводим «расследование» по её дальней родне и выясняется, что отец её деда в шестилетнем возрасте присутствовал при массовых убийствах под Седаном, когда с криками погибали тысячи людей и лошадей... И кошмары исчезают (спустя 125 лет). Мы проигрываем ужасную битву на психодраматическом сеансе. Затем Барбара рисует свои кошмары, мы анализируем её сны, и ей становится лучше.
У маленькой девочки Натали трёх с половиной лет повторяются кошмары. Каждую ночь она с плачем просыпается, задыхаясь (квази-астма). Я опробую рабочую гипотезу и спрашиваю у её матери (она врач), были ли члены их семьи под Ипром или Верденом. Она отвечает: «Не знаю, как насчёт газов, но семья моего дедушки жила возле Ипра». В тот вечер у маленькой девочки не было астматического приступа, но спустя месяц он возобновился. Её мать рассказала мне об этом, я посоветовала ей предложить девочке всё зарисовать. Натали нарисовала «чудовище» — причину своих ночных кошмаров, и это оказался... противогаз (которого она никогда в жизни не видела). Мы начали исследовать историю семьи, и выяснилось, что брат деда подвергался газовой атаке при Ипре, а её прадед был ранен под Верденом в 1916 г. Когда в семье об этом заговорили, кошмары и кашель прекратились (и больше не возобновлялись, как показала проверка через год). Натали родилась 26 апреля 1991 г. (напоминаем: газовые атаки под Ипром были 22, 25-26 апреля 1915 г.).
Инцест и инцест второго типа
Термином «инцест» обычно обозначают запрещённые связи между кровными родственниками (сексуальные или квази-сексуальные): отец — дочь, дед — внучка, дядя — племянница, братья — сестры, мать — сын, иногда свёкор — невестка... (В последнем нет ничего кровесмесительного. У многих народов было такое явление, называлось "снохачество", а мужчин таких называли "снохачи" — H.B.)
Профессор Гилен Девроед, хирург из Шербрука (Канада), использует клинический тест (связанный с работами Арнольда и Дениса) для выявления и лечения травм, вызванных инцестом и сексуальными злоупотреблениями (или шока от сексуального домогательства), часто связанных с тяжелейшими запорами (последствия «анизма»).
Франсуаза Эритье в 1994 г. выявила (Les Deux sceurs et leur mere, Paris, Odile Jacob) длительную запрещённую семейную связь между лицами, ставшими родственниками в результате брака. По отношению к третьему лицу связь становится квази-инцестом: мужу нельзя иметь отношения с сёстрами или матерью жены, а также со второй женой своего отца, так как они «заражены» «женскими флюидами», благодаря им супруги становятся «единой плотью». До недавнего времени христианская Церковь и закон долго запрещали это, хотя это широко практиковалось как в библейские времена (брат был почти обязан жениться на вдове своего брата, напомним, что Иаков женился на двух сёстрах, Рашели и Лее), так и в наши дни в провинции и в сельской местности.
Американское и французское гражданское законодательство больше не запрещает браки между бывшими шуринами/невестками или зятьями/невестками (хотя в 1994 г. Вуди Ален поднял проблему, касающуюся его отношений с приёмной дочерью бывшей сожительницы). Многие кинофильмы и популярные американские телесериалы, которые показывали во Франции в 1992— 1996 гг., затрагивают тему различных браков, в том числе повторных, между кровными и некровными родственниками.
Синдром годовщины
Человеческое существо «имеет слоновью память» — обычаи и привычки в браке, число детей, а часто даже возраст смерти, выбор профессии осознанно передаются из поколения в поколение (межгенерационные связи), об этом говорят. От отца к сыну из поколения в поколение люди часто наследуют профессию: становятся фермерами, инженерами, врачами, преподавателями, нотариусами, булочниками, военными или моряками. Не зная того, люди умирают и женятся в том же возрасте, а иногда в то же время или того же числа. Люди могут осознанно строить свои планы на этом соответствии или же действовать по предсказанию (неосознанно) в силу «невидимой лояльности по отношению к семье» (и «трансгенерационной передачи»).
Но лишь недавно, лет двадцать тому назад (докторская диссертация Жозефины Хилгард, посвящённая психозам у взрослых в США, работы Анн Анселин Щутценбергер по раку (1983), дорожным несчастным случаям и соматическим последствиям военных травм у потомков (1994)) выявили синдром годовщины и его влияние на течение болезни (для определённых заболеваний и определённых больных), т.е. телесный психосоматический и сомато-психический аспект (bodymind, как обозначает его Эрнест Росси).
Недавние работы констатировали даже случаи кошмаров с почти фотографическим воспроизведением в памяти ужасных, не выразимых словами военных травм в нескольких поколениях у отдельных потомков выживших узников концлагерей (Юдит Кестемберг, Натали Зайде), геноцидов, различных массовых убийств, ужасных войн. Наиболее яркие случаи связаны с потомками людей, пострадавших от газовых атак под Ипром (1915) и Верденом (1916), в Седане (1870) (Anne Ancelin Schiitzenberger, 1994т 1995). Эти кошмары сопровождались различными симптомами спазм или воспалений в ротовой полости (кашель, отхаркивание, першение, частые бронхиты, астма...).
Может возникнуть вопрос: как осуществляется этот трансгенерационный переход*, неосознаный и невольный, который «отмечает» некоторые периоды и семейно-исторические даты, часто вновь оживляя их в дни годовщин и юбилейных дат.
* Не путать сознательную межгенерационную передачу с
— бессознательной идентификацией,
— бессознательной «невидимой лояльностью семье» и
— бессознательной трансгенерационной передачей (тайна, несказанное, сокрытое, умалчиваемое, непомышляемое), часто проявляющеся в виде симптомов.
Можно было бы вслед за Морено говорить о
— семейном и групповом со-сознании и
— семейном и групповом со-бессознательном;
— о двойственном единстве «мать — неродившийся ребёнок» (in utero) (М. Тёрёк);
— об «общей» памяти — между отцом и сыном, дедом и внуком;
— о со-Я (Ада Абрахам);
— о «призраке и склепе» (Николя Абрахам и Мария Терек), а, следуя тайнам и не высказанному родителями,
— о «невидимой лояльности» (Иван Бузормени-Надь),
— о взаимопроникновении поколений,
— взаимопроникновении времени ( time collapse),
— о трансгенерационной передаче военных травм и
— о «помечающих — помеченных» событиях жизни.
Существуют многочисленные клинические подтверждения подобных передач и несколько работ статистического характера (Хилгард). Однако, несмотря на открытие новых нейропередатчиков, пока не выяснено, каковы пути передачи приобретённых черт (неврологические или генетические) и факторы передачи.
Когда людям дают возможность высказаться и помогают разговориться, побуждают рисовать, вновь проигрывать сцены на психодраматических сессиях (в виде маленьких «виньеток»), то таким образом удаётся прекратить травмирующее воздействие и траур с помощью символического акта, завершающего неоконченные действия *. (Alice Miller http://healthy-back.livejournal.com/289823.html Обычное проговаривание своих чувств не приносит никакой пользы и ни к чему не приводит, и многие люди проводят годы в традиционной терапии, занимаясь именно этим, не испытывая ни малейших изменений. Они даже не осознают тот факт, что это делает ситуацию ещё более трагичной. Огромной ошибкой является представление о том, что травму возможно вылечить с помощью символических образов. Это совершенно не относится к процессу оздоровления. Творчество дает возможность выразить боль от травмы в символическом виде, но не помогает вылечить травму. — H.B.)
* Именно это в групповой динамике в рамках школы Курта Левина называют эффектом Зейгарник: взаимосвязи внутренней напряжённости при незаконченных действиях (описано в работах Б. Зейгарник [1928]).
Когда понимающий человек — контейнирующий психотерапевт** слушает и слышит, у таких пациентов и даже у их детей симптомы часто прекращаются.
** Определение контейнирующий близко к понятию холдинга, введённому Винникоттом для обозначения поддерживающей среды (иными словами, терапевт, способный слушать, слышать, вмещать, не вынося суждений, не вовлекаясь).
Вперёд: http://healthy-back.dreamwidth.org/280783.html
Назад: http://healthy-back.dreamwidth.org/280230.html
Содержание: http://healthy-back.dreamwidth.org/276783.html#cont
Назад: http://healthy-back.dreamwidth.org/280230.html
Содержание: http://healthy-back.dreamwidth.org/276783.html#cont
В некоторых случаях (в частности, при наличии тайн) всё происходит так, как будто тот, кто умер при драматических, постыдных или «несправедливых» обстоятельствах, не мог уйти и оставался связанным с семьей в виде призрака или привидения, спрятанного или плохо захороненного в склепе — в сердце потомка. Иногда он говорит как чревовещатель, а иногда проявляется в виде повторяющихся симптомов, передающихся через бессознательное от родителя к ребёнку.
«Чтобы появился склеп, нужно, чтобы постыдная тайна стала фактом объекта, играющего роль Я-идеала. Речь идёт, таким образом, о том, чтобы хранить свою тайну, прикрыть свой стыд (N. Abraham, М. Torok, L'Ecorce et le Noyau, op. cit.)».
Место склепа в психическом аппарате.
В топике «склепу» соответствует определённое место.
Это нединамическое бессознательное, не «Я» интроекции.
«Это скорее раб обоих, своего рода искусственное бессознательное, которое находится внутри «Я» (moi). (Ничто не должно просочиться во внешний мир.) Именно «Я» (moi) принадлежит функция охраны кладбища» (ibid., р. 254).
Возведение «склепа», по мнению авторов, — это консервативное вытеснение, которое они противопоставляют собственно вытеснению (обычно называемому динамическим вытеснением), особенно отчётливо проявляющемуся в случае истерии. Главное различие между этими двумя видами вытеснения состоит в том, что в истерии желание, порождённое запретом, ищет выход и находит его в символической реализации (истерическая конверсия), тогда как у «склепоносителя» (то есть у того, кто несет в себе склеп), «... это реализованное желание, бесповоротное, которое оказывается погребённым, не способным ни возродиться, ни превратиться в пыль. [...] Таким образом, прошлое выступает как блок реальности, именно к нему стремятся при отрицаниях и «опровержениях» (ibid., р. 255).
Коротко говоря, склеп — это что-то вроде включения внутри самого «Я» (moi), результатом чего является консервативное вытеснение.
Используя терминологию Марии Тёрёк и Николя Абрахама, мы предлагаем следующее резюме:
«Склеп» — это некое искусственное бессознательное, расположенное внутри «Я» (moi), результат потери объекта, нарциссически необходимого, причём эту потерю нельзя открыто признать из-за тайны, которую делят носитель «склепа» и потерянный объект. Содержание тайны расценивается как некое «преступление», которого следует стыдиться и в котором невозможно сознаться, оно составляет Реальность (в метафизическом смысле этого термина) субъекта-«склепоносителя».
«Призрак — это образование бессознательного, которое имеет особенность никогда не быть осознанным [...] и возникает в результате перехода (каким образом — ещё предстоит определить) из бессознательного родителя к бессознательному ребёнка». [...] «Призрак —это работа в бессознательном, тайна, в которой невозможно признаться другому (инцест, преступление, внебрачный ребёнок...). Его закон —вынужденное незнание». [...]
«Появляющийся призрак-преследователь — свидетельство существования покойного в другом человеке. [...] Он не имеет собственной энергии. [...] Он молча преследует свою цель — нарушить связь. Добавим, что его поддерживают оккультными словами, он вроде невидимого гнома, который старательно трудится, чтобы из бессознательного разорвать когерентность последовательных связей». [...]
«Именно из бессознательного приходят навязчивые слова, поддерживающие призрака, [...] часто это ключевые слова всей семейной истории, в которой они помечают жалкие стыки». [...]
«Это пробел в том, что можно выразить словами. [...] Появление призрака указывает, что на потомка, вероятно, воздействует то, что для родителя означало рану, даже нарциссическую катастрофу». [...]
«Его проявление, навязчивость — это возврат призрака через слова и странные действия, симптомы (фобические, маниакальные) и т.д. В моменты периодического компульсивного возвращения [...] призрак проявляется, как чревовещатель, как чужой по отношению к собственной топике субъекта». [...]
«Так, человек, которому является призрак, оказывается зажатым с двух сторон: любой ценой соблюсти незнание тайны ближнего (отсюда её игнорирование) и одновременно снять это состояние тайны, отчего та превращается в неосознанное знание». [...] Так показывается и прячется то, что в глубинах бессознательного заложено как знание о тайнах ближнего, живое и мёртвое одновременно» (ibid., р. 391-432).
Николя Абрахам и Мария Тёрёк полагают, что только введение генеалогического понятия, в частности, «дуального единства» позволяет осознать призрак и его проявление, навязчивость в преследовании как метапсихологические факты.
Концепция единства имеет дуальный характер: изначальным двуединством является единство отношений «мать — ребёнок» (или «родитель — ребёнок»).
«Дуальное единство — это неразделённое-разделённое, или разделение, включённое в неразделимое. Неразделимое, индивид появляется как раз через разделение, происходящее внутри» (ibid., р. 397).
В основе этого разделения лежит филогенетическое событие — разлука, отделение от матери. Таким образом:
«Это разделение у обоих партнеров вызовет лишь боль из-за отсутствия матери. Действительно, возникает парадокс: если ребёнку будет не хватать матери, то матери, в свою очередь, будет не хватать той матери ребёнка, которой она была» (ibid., р. 396).
По мере взросления «двуединство «мать — ребёнок» превращается во внутренний двойной союз между Бессознательным и Я (moi)» (ibid., p. 399).
Жозефина Хилгард в 1953 г. в маленькой статье описала некоторые клинические случаи синдрома годовщины у родителей в виде «направленной» реакции в химическом смысле слова или вновь «пущенной в ход» их же собственными детьми, достигшими того возраста, в котором были их родители в то время, когда их собственные родители умирали или попадали в медицинское учреждение.
Хилгард Ж.Р. (1953): Anniversary Reactions in Parents precipitated by children, Psyschiatry, 16, c. 73-80:
«Мария Банкрофт, мать шестилетней девочки Дженни, страдает пневмонией, плевритом и психозом. Когда самой Марии было шесть лет, её отец умер от плеврита, пневмонии и менингита на последней стадии [...]
Возможно, речь идёт о реакции годовщины. [...] На это указывает тот факт, что острые симптомы проявились, когда дочери исполнилось столько лет, сколько было её матери в год смерти отца, а также то, что её пневмония и плеврит повторяют симптомы отца на финальной стадии болезни. Психотические симптомы появились ещё тогда, когда она лечилась в больнице от пневмонии. [...] Однажды утром пациентка заявила, что она беседовала с Богом, что она сама божественна [...] и бессмертна, [...] и начала петь, свистеть, кричать.» (1953, с. 73).
За год до того, как к её увидела, её госпитализировали и трижды лечили электрошоком (но получили лишь кратковременные улучшения)».
Во время психотерапевтического лечения у Жозефины Хилгард [...] «мадам Банкрофт часто связывала опыт своей дочери с собственным детским опытом — Дженни видела, что её (Марию) уносят на носилках. Как мать Марии отвергала её, так сейчас она сама своим отсутствием бросает Дженни. [...]
Она делает многое из того, что делала её мать, совсем не то, что ей свойственно. [...] Когда мы начали рассматривать её нынешнюю болезнь как повторение чего-то, чему она не могла противостоять, будучи ребёнком, появились заметные успехи в лечении (она смогла покинуть больницу, возобновить совместную жизнь со своим мужем, но пока что не с дочерью) (ibid., р. 74).
Джеймса Карсона тридцати четырёх лет госпитализировали в связи с жалобами на невыносимую головную боль, длящуюся более четырёх лет. [...] Дело дошло даже до попытки самоубийства — он выпил 50 таблеток фенобарбитала. Острые симптомы начались, когда его сыну исполнилось четыре года — столько же было самому Джеймсу, когда его собственный отец внезапно умер от инфлюэнцы (гриппа). [...]
При рождении сына он сменил работу — из службы в охранном бюро универмага перешел на работу криминалиста — следователя в частной полицейской фирме. [...] А когда сыну исполнилось четыре года, он перешел на службу в железнодорожную полицию в ту же кампанию, где работал его отец (хотя давал себе слово никогда этого не делать). Возможно, это реакция на годовщину? Бессознательное отождествление себя с отцом?» (ibid., р.75.)
После не очень успешной психотерапии клиент оказался в ситуации, которую считали безнадёжной — у него были галлюцинации, тяга к убийству и самоубийству. «Но когда возникла гипотеза о связи его болезни с годовщиной, состояние его значительно улучшилось после того, как он воскликнул: «О, черт, если бы мой отец не умер, я не был бы в этом г... [...] Вы знаете, я стал понимать: у моего отца были сын и дочь, и у меня есть сын и дочь, [...] и у меня такое чувство, будто мой отец — это я, а я — это мой отец».
Аспект инкорпорирования идентификации с умершим отцом (тем более) очевиден, что [как он говорит, вспоминая про боли в желудке] ему казалось, будто его раздувает, словно внутри него было что-то вроде трупа» (ibid., р. 77).
Ж. Хилгард пишет по этому поводу:
«Пока не обнаружили центральную тему (синдром годовщины), оба эти случая казались необъяснимыми (им навесили ярлык шизофрении). Казалось, симптомы появляются без причины. После осознания центральных эпизодов, остальной клинический материал встал на свои места. [...] Одна из причин, по которой подобные случаи не распознаются, состоит в том, что центральная фигура — маленький ребёнок, который не кажется причастным к делу, но именно он даёт ключи, объясняющие болезнь или проблему родителей» (1989, с. 235).
Чтобы установить реальность синдрома годовщины, Жозефина Хилгард провела два систематических исследования пациентов, поступивших в две калифорнийские больницы. Речь шла о 8680 больных.
Со своей командой она просмотрела карты и анамнезы всех, кто поступал в больницу в течение девяти месяцев с 1954 по 1957 гг., отбросив карты тех, кому было более пятидесяти лет, страдающих алкоголизмом, органическими поражениями, а также психопатических личностей. Остались 2402 больных (белых), 3/5 из них имели диагноз шизофрения, 1/5 — маниакально-депрессивный психоз, и 1/5 — психоневротики.
Среди них отобрали для исследования лишь тех, кто впервые попал в больницу после
— свадьбы,
— отцовства/ материнства,
— потерял родителей в результате смерти в возрасте от двух до шестнадцати лет при условии, что дата потери родителя могла быть точно установлена в беседе, по документам, журналу учёта и больничной картотеке.
Из большого числа поступивших (8680), сокращённого до 2402, после отбора по возрастным ограничениям и наличию детей осталось всего 184 больных, или 8% от общего числа: 37 мужчин и 147 женщин (50% протестантов, 35% католиков, 1% евреев):
«Среди больных-женщин совпадение возраста (синдром годовщины) проявилось у 15 из 65 женщин, потерявших мать, и только у 9 из 82 женщин, потерявших отца [...]. Эти числа достаточны для статистического изучения. [...] По каждой болезни выделили два возраста. Первый — возраст при первом поступлении в больницу, второй — гипотетический возраст синдрома годовщины, т.е. предполагаемый возраст больного (больной), если бы старшему ребёнку было столько же, сколько было ему (ей) в момент потери родителя (статистик должен был определить, встречается ли соответствие между этими возрастами чаще, чем при случайном совпадении). Корреляции указывают на то, что о случайности речь идти не может: синдром годовщины проявляется чаще, чем предполагалось, т.е. он статистически значим на уровне 0,03 для женщин, потерявших свою мать (т. е. родителя того же пола).
Итак, синдром годовщины статистически доказан (в случае психотических эпизодов у госпитализированных взрослых женатых (замужних) пациентов)».
К сожалению, количество мужчин, соответствующих этому критерию, слишком мало для статистического анализа. Однако достаточно отметить сходную тенденцию у мужчин, потерявших отца, при этом статистически связь не является значимой для случаев потери родителя противоположного пола.
Может возникнуть вопрос, чем вызвано это различие между мужчинами и женщинами.
Чтобы ответить на него, Хилгард вернулась к группе больных, госпитализированных в связи с алкоголизмом (930, из них 670 мужчин).
Приняв гипотезу возможного «выбора» между психозом и другими патологическими проблемами у мужчин, а также изучая совпадения возрастов и потери от алкоголизма у взрослых мужчин, Жозефина Хилгард доказала, что «алкоголизм — альтернатива психозу в ответ на чувство конфликта, создаваемое появлением в доме младенца» (Жозефина Хильард, Марта Ньюман, Anniversary in Mental Illness, Psychiatry, 1959; Evidence For Functional Genesis in Mental Illness: Schizophrenia, Depressive Psychoses and Psycho- neuroses, J. Nerv. Dis. 132: 3-16, 1961).
Один из важных пунктов этого исследования — открытие синдрома годовщины, и в дополнение к нему — двойной годовщины, или последовательной годовщины: мать двоих детей страдает депрессией с психическим эпизодом в тот период, когда у каждого из детей наступает возраст, в котором она сама потеряла мать (например, в случае с больной Мартой М. тринадцати лет).
Напомним, что психическое расстройство с госпитализацией (помещением в закрытое заведение) является статистически значимым с 0,03, если речь идёт о дочери, потерявшей мать (умерла или заболела психозом), и только вероятными, если речь идёт о потере отца (т.е. чаще встречаются и являются более значимыми случаи расстройств при потере родителя одного с пациентом пола). Для Хилгард тот факт, что психоз реже встречался у мужчин, объясняется тем, что мужчины более гибки в ролевом плане и имеют большие возможности выбора по сравнению с женщинами, стремящимися играть свою роль в обществе и в жизни, и многие мужчины в трудных случаях находят «убежище в бутылке», т.е. в алкоголизме.
Хилгард и Ньюман в двух статьях (1959 и 1961) приводят другие клинические примеры.
Исследования случаев потери матери из-за психоза (с помещением в лечебное учреждение) показали то же явление синдрома годовщины: когда дочь достигала возраста, в котором была госпитализирована мать (Hilgard & Fisk, 1960), дочь заболевала психотическим расстройством, которое сопровождалось госпитализацией.
«Во взрослом возрасте ясно видна твёрдая устойчивость психотического ядра, состоящего из разного рода спутанностей и неинтегрированных идентификаций, [..,] Когда обстоятельства первой травмы повторились (в то время она уже была матерью, а не дочерью) снова реактивировалась (triggered) травма, заложенная в детстве».
Если субъект в определённом возрасте потерял одного из родителей, в момент, когда он достигает «критического возраста», велика вероятность возобновления кризиса с психическим расстройством либо в возрасте годовщины, либо когда одному из его детей будет столько лет, сколько было самому субъекту, когда он потерял родителя своего пола.
Это чаще случается тогда, когда ребёнок и родитель занимают одинаковое место среди братьев и сестёр и когда семья или сам человек предвидят такой печальный поворот событий: это сага о психозе (которая, вероятно, близка к тому, что Робер Розенталь называл «самосбывающимися предсказаниями») и «семейная игра в сходство» и идентификации.
Однако очень многие люди не страдают психозами или неврозами, оттого что в детстве потеряли одного из родителей. Поэтому важно было понять причину проблемы и определить, при каких обстоятельствах смерть родителя (отца или матери) в детстве могла сделать человека уязвимым в период годовщины.
Другие работы Жозефины Хилгард посвящены двум тысячам семей людей в возрасте от девятнадцати до сорока лет, Это была контрольная группа — показатель нормальной группы населения, проживающей по соседству с больницей. Эта группа так называемого нормального населения менее подвержена влиянию синдрома годовщины, чем обследованная группа госпитализированных больных.
Каковы различия между этими двумя типами населения?
«Какие факторы ограждали показательную группу населения [community sample] от серьёзных психологических травм? [Среди них не наблюдалось уязвимости к психотическим расстройствам.] Ниже приводятся наиболее существенные из них:
— если брак до смерти одного из родителей был гармоничным и стабильным, это было хорошим предзнаменованием для следующего поколения;
— если оставшийся супруг был достаточно сильным, чтобы сохранить единую, сплочённую семью;
— если в этой опечаленной семье траур выражали и разделяли (открытое выражения горя, оплакивание...) и принимались некоторые меры компенсаторного характера;
— если удалось привлечь и использовать сеть семейной и социальной поддержки, опираясь на возможности местного сообщества».
Многие люди испытывают тоску при приближении или достижении возраста, связанного с периодом важнейшей потери. Жозефина Хилгард называет это «умеренной реакцией годовщины» (mild anniversaries).
Она отмечает, что после того, как период (год) уязвимости проходит, люди (выросшие дети), достигшие возраста умершего или госпитализированного родителя, чувствуют себя лучше. Некоторые даже женятся. Она вскользь замечает, что со смертью родителя затрудняется ведение домашних дел, ребёнок должен самостоятельно выходить из положения, противостоять множеству трудностей, и травма может остаться зафиксированной или укоренившейся в бессознательном.
Это возвращение того, что вытеснялось.
Жозефина Хилгард считает, что роль психотерапевта состоит в том, чтобы предоставить инструмент и обеспечить помощь в моменты совпадения возраста, выявляя трудные моменты, периоды годовщины, объединяя прошлое и настоящее, чтобы рана от болезненного воспоминания лучше затянулась.
«Новое состоит в том, что стали выделять специфический синдром, проявляющийся в тот момент, когда совпадают обстоятельства и вновь переживается травма, полученная в раннем возрасте, что может спровоцировать серьёзные психические заболевания» (Hilgard J., The anniversary syndrome as related to late-appearing mental illness in hospitalized patients, in Silver, eds, Psychoanalysis and psychosis, Madison, Ct, Internat'l University Press, 1989, p. 247) [2].
Я благодарю профессора Эрнеста Р. Хилгарда из Стенфордского университета, приславшего документы, относящихся к работам его жены, и любезно разрешившего их цитировать.
Хилгард Жозефина, Ньюман Марта (1961), Evidence for Functional Genesis in Mental llness: Schizophrenia, Depressive Psychoses and Psychoneuroses, J. Nerv. Mental Dis, 11, 12, 13.
| Совпадения возраста пациента в момент потери родителя и возраста старшего из детей в момент первого попадания пациента в психиатрическую больницу (из числа женщин, потерявших свою мать между двумя и пятнадцатью годами) | ||
|---|---|---|
| |
|
|
| Выборка | ||
| Полученные совпадения | ||
| Ожидаемые совпадения | ||
| Стандартная ошибка | ||
| Нормальная девиация* | ||
| Вероятность* | ||
* Скорректировано по таблицам Линкольна E. Мозес.
Совпадения между возрастом пациента в момент потери (смерти) отца и возраста старшего ребёнка пациента в момент его первой госпитализации может быть случайным, но при смерти матери их статистическая значимость 0,032.
Следовательно, можно выдвинуть гипотезу о неосознанной идентификации родителей со своими детьми.
В VI веке женщина была объявлена творением дьявола. Ошибочно считалось, что так постановили на Вселенском соборе в Никее в 325 г. (во время правления Константина), где говорилось о женской душе (см. с. 97 — 98).
По мнению специалистов в области латинского языка, это была ошибка перевода (кстати, исправленная на малом совете в Маконе в 538 г.), вызванная плохим знанием латинского языка. Но искажения, ошибки и предрассудки живучи, поэтому в декабре 1993 г. эти оговорки повторились.
В XIX веке в Руане дружили две семьи — Лепуатевен и Флобер. Молодой Лепуатевен женится на лучшей подруге молодой мадам Флобер, каждый становится крёстным сына другого:
— хирург Ахилл Флобер (1784 — 1846) становится крёстным Альфреда Лепуатевена (1817— 1849), а
— Поль-Франсуа Лепуатевен пятью годами позже — крёстным Гюстава Флобера (1821 — 1880).
Их дети — Альфред Лепуатевен, его сестра Лаура и Гюстав Флобер крепко подружились: мальчики мечтают никогда не расставаться и уехать вместе на Восток, сестрёнке доверяют все тайны. По различным причинам Альфред в 1846 г. (в год смерти своего отца) в возрасте двадцати девяти лет женится на сестре другого Гюстава — Луизе де Мопассан (сердечный друг Гюстав Флобер чуть не умер от горя), а его сестра Лаура Лепуатевен выходит замуж за другого Гюстава — своего нового зятя Гюстава де Мопассан. Двумя годами позже, в 1849 году Альфред внезапно умирает.
Через год после неожиданной смерти Альфреда Лепуатевена (ему было 32 года) его друг Гюстав Флобер 4 ноября 1849 г. отправляется в Египет с другом (замена?), Максимом Дюкамом, и в то же время у Лауры и её мужа Гюстава в замке Миромениль появляется сын Ги де Мопассан (1850 — 1893). Вскоре Лаура покидает своего мужа и воспитывает своего сына одна. Подробности можно найти в «Переписке Гюстава Флобера» (1887—1893); её предваряют «Сокровенные воспоминания» мадам Комманвиль, племянницы, а также исследования Петра Марка Биази и его «Рабочие дневники Флобера» (Париж, Балланд, 1992).
В связи с двойным браком брата и сестры, вероятно, можно говорить о генеалогическом или, скорее, субституционном инцесте, к тому же происходит символическое зачатие в конкретный момент, важный для брата и сестры, возникают тройственные отношения замены. Альфред нежно любит и свою сестру Лауру, и своего друга Гюстава, женится на сестре другого Гюстава, а его сестра выходит замуж за его брата, её ребёнок будет зачат в момент отъезда её друга Гюстава на Восток с другим другом (путешествие взамен того, что раньше планировалось Альфредом-Гюставом?).
Лаура де Мопассан-Лепуатевен попросит Гюстава Флобера, сердечного друга своего умершего и столь любимого брата Альфреда, стать для её сына почти отцом, что Флобер и сделает. Гюстав Флобер, ставший известным писателем, учит всему Ги де Мопассана, с 1873 г. вводит двадцатитрёхлетнего Мопассана в литературные и светские круги Парижа, представляет Эмилю Золя и вовлекает в число авторов «Меданских вечеров».
В январе 1880 г. тридцатилетний Мопассан публикует «Пышку», Флобер в письме поздравляет его, называет эту вещь шедевром, и даже обращается: «Мой дорогой сын». Немного позже, в пятьдесят девять лет Флобер умирает, тоже внезапно, от воспаления мозга. Он прекрасно справился со своими творческими задачами и с ролью отца, заменившего родного.
Не будем слишком вдаваться в подробности интимной жизни Флобера, в его признание: «Мадам Бовари — это я», в его потери и сожаления. Будем только констатировать факты.
У Ги де Мопассана будет расстроено здоровье, его жизнь окажется одновременно весёлой и трудной. К нему придёт известность. От своего дяди Альфреда и друга Гюстава Флобера он перенял любовь к жизни, научился любить её, как и они, познал плотские радости. Он дорого за это заплатит, в первую очередь ясностью ума и жизнью. Его поместят в психиатрическую лечебницу, вероятно, из-за последствий плохо вылеченного сифилиса, он умрёт молодым, в сорок три года, от последствий венерического заболевания.
Канадский девиз «я припоминаю» может быть символичным для случаев не объявленного траура. Его обнаруживают в виде особых «отметин» — повторяющихся из поколения в поколение несчастных случаев, болезней (когда не считают, что эти события имеют психологический и психосоматический аспект). Он проявляется в кошмарах потомков семей, переживших травму (например, смерть). Эта смерть могла быть либо слишком ужасной, либо могла произойти при невыясненных обстоятельствах (когда человек погиб в море, на поле битвы, в лагерях, был похищен, объявлен пропавшим без вести или не был похоронен и семья всё ещё ждёт его возвращения). Такие кошмары могут переживать и потомки семей, имеющих тайны, связанные с чьей-то смертью. Крики в театре Роя Харта (возгласы солдат, умирающих на поле битвы под Вольфсоном), первичный крик (термин Янова), психодраму или другие формы эмоциональной терапии, вероятно, можно соотнести с этими случаями, а также со стонами в повторяющихся кошмарах некоторых потомков людей, пропавших без вести или травмированных войной.
В связи с празднованиями памятных дат — окончания войны (1944—1994), пятидесятилетия высадки союзников (6 июня 1944— 1994), освобождения узников лагерей, пятидесятилетия мирового развития без больших войн (1945 — 1995) мы снова стали свидетелями повторных проявлений ужасной тревовоги и кошмаров у потомков людей, выживших во время газовых атак в Ипре (1915), Вердене (1916), в концлагерях (и даже массового убийства под Седаном 2 сентября 1870 или Революции 1789). Эти картины были столь явственными, будто они сами там присутствовали. У них наблюдались разнообразные проявления: кашель, квази-астма, «мертвенный холод», напоминающий тревовогу приближающейся смерти, будто смерть касается их своим крылом. Они ощущали оцепеняющий ветер от пушечного ядра, которое вот-вот убьёт однополчанина.
Когда всё это выявляется, обговаривается, помещается в исторический и семейный контекст с помощью терапевта, который внимательно слушает, оказывает поддержку и понимает контекст, эти проявления уменьшаются и/или прекращаются у взрослых и даже у детей (четвёртого поколения после Вердена).
Мы объясняем подобное явление как нежелаемое и неосознанное наследие травм от ужасных событий, о которых нельзя говорить. (Такие травмирующие события, как Хиросима или Верден, массовые убийства армян или пытки, слишком ужасны или пугающи, чтобы о них говорить.) Это травмы невысказанные, приводящие в смятение, не «ме- таболизированные» и затем ставшие не «помышляемыми», но они проявляются в виде психосоматических расстройств, воспоминаний о травмах, перенесённых другими людьми. Они проходили через фильтры или «просачивались» по капле из поколения в поколение, их надо преодолевать с помощью экспрессивных методов (психотерапия, сны, рисунки, даже пение в виде плачей «lamentos»), помещая в рамки трансгенерационного подхода.
Например, в момент празднования пятидесятилетия высадки союзников в августе — начале сентября у Барбары появились кошмары. Она «видит» неясные фигуры, которые надвигаются на неё. Барбара описывает и рисует разных людей верхом на лошадях, на головах у них что-то вроде горшка, а наверху какая-то «штучка». Я внимательно наблюдаю и говорю: «Прусаки?» Тогда она восклицает с паническим ужасом: «Ой! Уланы!» Проводим «расследование» по её дальней родне и выясняется, что отец её деда в шестилетнем возрасте присутствовал при массовых убийствах под Седаном, когда с криками погибали тысячи людей и лошадей... И кошмары исчезают (спустя 125 лет). Мы проигрываем ужасную битву на психодраматическом сеансе. Затем Барбара рисует свои кошмары, мы анализируем её сны, и ей становится лучше.
У маленькой девочки Натали трёх с половиной лет повторяются кошмары. Каждую ночь она с плачем просыпается, задыхаясь (квази-астма). Я опробую рабочую гипотезу и спрашиваю у её матери (она врач), были ли члены их семьи под Ипром или Верденом. Она отвечает: «Не знаю, как насчёт газов, но семья моего дедушки жила возле Ипра». В тот вечер у маленькой девочки не было астматического приступа, но спустя месяц он возобновился. Её мать рассказала мне об этом, я посоветовала ей предложить девочке всё зарисовать. Натали нарисовала «чудовище» — причину своих ночных кошмаров, и это оказался... противогаз (которого она никогда в жизни не видела). Мы начали исследовать историю семьи, и выяснилось, что брат деда подвергался газовой атаке при Ипре, а её прадед был ранен под Верденом в 1916 г. Когда в семье об этом заговорили, кошмары и кашель прекратились (и больше не возобновлялись, как показала проверка через год). Натали родилась 26 апреля 1991 г. (напоминаем: газовые атаки под Ипром были 22, 25-26 апреля 1915 г.).
Термином «инцест» обычно обозначают запрещённые связи между кровными родственниками (сексуальные или квази-сексуальные): отец — дочь, дед — внучка, дядя — племянница, братья — сестры, мать — сын, иногда свёкор — невестка... (В последнем нет ничего кровесмесительного. У многих народов было такое явление, называлось "снохачество", а мужчин таких называли "снохачи" — H.B.)
Профессор Гилен Девроед, хирург из Шербрука (Канада), использует клинический тест (связанный с работами Арнольда и Дениса) для выявления и лечения травм, вызванных инцестом и сексуальными злоупотреблениями (или шока от сексуального домогательства), часто связанных с тяжелейшими запорами (последствия «анизма»).
Франсуаза Эритье в 1994 г. выявила (Les Deux sceurs et leur mere, Paris, Odile Jacob) длительную запрещённую семейную связь между лицами, ставшими родственниками в результате брака. По отношению к третьему лицу связь становится квази-инцестом: мужу нельзя иметь отношения с сёстрами или матерью жены, а также со второй женой своего отца, так как они «заражены» «женскими флюидами», благодаря им супруги становятся «единой плотью». До недавнего времени христианская Церковь и закон долго запрещали это, хотя это широко практиковалось как в библейские времена (брат был почти обязан жениться на вдове своего брата, напомним, что Иаков женился на двух сёстрах, Рашели и Лее), так и в наши дни в провинции и в сельской местности.
Американское и французское гражданское законодательство больше не запрещает браки между бывшими шуринами/невестками или зятьями/невестками (хотя в 1994 г. Вуди Ален поднял проблему, касающуюся его отношений с приёмной дочерью бывшей сожительницы). Многие кинофильмы и популярные американские телесериалы, которые показывали во Франции в 1992— 1996 гг., затрагивают тему различных браков, в том числе повторных, между кровными и некровными родственниками.
Человеческое существо «имеет слоновью память» — обычаи и привычки в браке, число детей, а часто даже возраст смерти, выбор профессии осознанно передаются из поколения в поколение (межгенерационные связи), об этом говорят. От отца к сыну из поколения в поколение люди часто наследуют профессию: становятся фермерами, инженерами, врачами, преподавателями, нотариусами, булочниками, военными или моряками. Не зная того, люди умирают и женятся в том же возрасте, а иногда в то же время или того же числа. Люди могут осознанно строить свои планы на этом соответствии или же действовать по предсказанию (неосознанно) в силу «невидимой лояльности по отношению к семье» (и «трансгенерационной передачи»).
Но лишь недавно, лет двадцать тому назад (докторская диссертация Жозефины Хилгард, посвящённая психозам у взрослых в США, работы Анн Анселин Щутценбергер по раку (1983), дорожным несчастным случаям и соматическим последствиям военных травм у потомков (1994)) выявили синдром годовщины и его влияние на течение болезни (для определённых заболеваний и определённых больных), т.е. телесный психосоматический и сомато-психический аспект (bodymind, как обозначает его Эрнест Росси).
Недавние работы констатировали даже случаи кошмаров с почти фотографическим воспроизведением в памяти ужасных, не выразимых словами военных травм в нескольких поколениях у отдельных потомков выживших узников концлагерей (Юдит Кестемберг, Натали Зайде), геноцидов, различных массовых убийств, ужасных войн. Наиболее яркие случаи связаны с потомками людей, пострадавших от газовых атак под Ипром (1915) и Верденом (1916), в Седане (1870) (Anne Ancelin Schiitzenberger, 1994т 1995). Эти кошмары сопровождались различными симптомами спазм или воспалений в ротовой полости (кашель, отхаркивание, першение, частые бронхиты, астма...).
Может возникнуть вопрос: как осуществляется этот трансгенерационный переход*, неосознаный и невольный, который «отмечает» некоторые периоды и семейно-исторические даты, часто вновь оживляя их в дни годовщин и юбилейных дат.
* Не путать сознательную межгенерационную передачу с
— бессознательной идентификацией,
— бессознательной «невидимой лояльностью семье» и
— бессознательной трансгенерационной передачей (тайна, несказанное, сокрытое, умалчиваемое, непомышляемое), часто проявляющеся в виде симптомов.
Можно было бы вслед за Морено говорить о
— семейном и групповом со-сознании и
— семейном и групповом со-бессознательном;
— о двойственном единстве «мать — неродившийся ребёнок» (in utero) (М. Тёрёк);
— об «общей» памяти — между отцом и сыном, дедом и внуком;
— о со-Я (Ада Абрахам);
— о «призраке и склепе» (Николя Абрахам и Мария Терек), а, следуя тайнам и не высказанному родителями,
— о «невидимой лояльности» (Иван Бузормени-Надь),
— о взаимопроникновении поколений,
— взаимопроникновении времени ( time collapse),
— о трансгенерационной передаче военных травм и
— о «помечающих — помеченных» событиях жизни.
Существуют многочисленные клинические подтверждения подобных передач и несколько работ статистического характера (Хилгард). Однако, несмотря на открытие новых нейропередатчиков, пока не выяснено, каковы пути передачи приобретённых черт (неврологические или генетические) и факторы передачи.
Когда людям дают возможность высказаться и помогают разговориться, побуждают рисовать, вновь проигрывать сцены на психодраматических сессиях (в виде маленьких «виньеток»), то таким образом удаётся прекратить травмирующее воздействие и траур с помощью символического акта, завершающего неоконченные действия *. (Alice Miller http://healthy-back.livejournal.com/289823.html Обычное проговаривание своих чувств не приносит никакой пользы и ни к чему не приводит, и многие люди проводят годы в традиционной терапии, занимаясь именно этим, не испытывая ни малейших изменений. Они даже не осознают тот факт, что это делает ситуацию ещё более трагичной. Огромной ошибкой является представление о том, что травму возможно вылечить с помощью символических образов. Это совершенно не относится к процессу оздоровления. Творчество дает возможность выразить боль от травмы в символическом виде, но не помогает вылечить травму. — H.B.)
* Именно это в групповой динамике в рамках школы Курта Левина называют эффектом Зейгарник: взаимосвязи внутренней напряжённости при незаконченных действиях (описано в работах Б. Зейгарник [1928]).
Когда понимающий человек — контейнирующий психотерапевт** слушает и слышит, у таких пациентов и даже у их детей симптомы часто прекращаются.
** Определение контейнирующий близко к понятию холдинга, введённому Винникоттом для обозначения поддерживающей среды (иными словами, терапевт, способный слушать, слышать, вмещать, не вынося суждений, не вовлекаясь).
Вперёд: http://healthy-back.dreamwidth.org/280783.html
Назад: http://healthy-back.dreamwidth.org/280230.html
Содержание: http://healthy-back.dreamwidth.org/276783.html#cont